Вино одиночества

Они направились домой. Элен, понурив голову, молча шла возле мадемуазель Роз. Статуя Николая Первого с безумным лицом в сумерках грозно возвышалась над засыпавшим городом. Улицы опустели, остались лишь запахи, шепот, последние сонные чириканья птиц, легкие тени летучих мышей на фоне круглой розовой луны...

В это время дом был пуст... «Она» шаталась Бог знает где... Дедушка ел мороженое на террасе кафе «Франсуа» и вздыхал, вспоминая «Тортони»[7]. Ароматное мороженое таяло на жаре летнего вечера. Он читал французские газеты, страницы которых весело шелестели от легкого ветерка. Элен и не догадывалась, что дедушка с нежностью, с любовью думал о ней. На всем белом свете он любил только ее... Белла была эгоисткой, плохой матерью... «Что касается ее поведения, слава Богу, это уже не мое дело... Хотя она права, если в этом мире и есть что хорошее, то это любовь... Но малышка... Она такая смышленая... она будет страдать... она уже все понимает, чувствует...» Эх! Но что он мог поделать? Он так ненавидел разговоры, сцены, ссоры...

В его возрасте он заслужил, чтобы его оставили в покое... Но деньги, деньги... Эти деньги были не Беллы, и все же каждый раз она ловко давала ему понять, что им есть на что жить только благодаря ей, благодаря ее мужу... И каждый раз напоминала ему о растраченном состоянии... Милая девочка... Однако она его любит, гордится им, его моложавостью, красивой одеждой, безупречным французским... Живут они неплохо, не трогают друг друга, не следят за каждым шагом... Рано или поздно все образуется... Она постареет... Как все женщины, начнет сплетничать, играть в карты, и, возможно, в ней проснется запоздалая нежность к дочери...

Все может быть... Впрочем, это все не так уж страшно... Он заказал еще одно фисташковое мороженое и с удовольствием стал его есть, глядя на звезды.

Дома от окна к окну ходила бабушка, то и дело вздыхая:

— Элен... Элен еще не воротилась... А ведь утром был дождь... но мадемуазель Роз воспитывает ее на французский манер... «На французский манер, — с ненавистью думала она, — ребенок сляжет из-за этих сквозняков, из-за распахнутых окон».

Ах, как она ненавидела мадемуазель Роз!.. Ненависть переполняла ее сердце... Она скрывала ее от самой себя, говоря:

— Эти гувернантки, эти иностранки неспособны любить ребенка так, как мы...

Элен шла молча, ей хотелось пить. Она мечтала о холодном молоке в старой синей кружке, которая ждала ее на краю умывальника в комнате. Как она жадно выпьет его, запрокинув голову, как почувствует нежный вкус ледяного молока на губах, во рту... В ее воображении холодный свет сияющей луны за окном сливался с наслаждением от утоления жажды. Вдруг, перед самым домом, она вспомнила найденную в комнате матери рубашку, разорванную, как черный фартук той школьницы... Ужасно обрадовавшись своему открытию, она невольно вскрикнула, схватила мадемуазель Роз за руку и, хитро смотря на нее своими блестящими карими глазами, с улыбкой сказала:

— Теперь я знаю. У нее есть любовники, да?

— Замолчи, сейчас же замолчи, — прошептала мадемуазель Роз.

«Она сразу поняла, о ком я говорю», — подумала Элен.

Радостно взвизгнув, она вскочила на старый пень и запела:

— Любовник!.. Любовник!.. У нее есть любовник! — И тут же капризно добавила, заметив, что в ее комнате зажегся свет: — Ах, как мне хочется пить! Мадемуазель Роз, дорогая мадемуазель Роз, ну почему мне нельзя мороженое?

Но мадемуазель Роз, погруженная в свои мысли, ничего не ответила.

8