Вино с нотками смерти

— Во-первых, мы можем узнать из нашего банка, кто отправитель, но не более — повода посылать официальный запрос в израильский банк у нас нет. Во-вторых, какая тут связь с демоном? Даже если дело там нечисто, это уж дела налоговой, но связи с убийством Анатолия не вижу. Могла, конечно, бежать с этим израильским благодетелем. И снова вопрос — Толя тут причем. Замуж за него идти никто не принуждал, опять же, убивать ради этого слишком сильная мера. Проще просто развестись, если уж замуж вышла.

— Ты цепляешься за единственный, относительно странный момент, — поддержал коллегу Серега. — И он странный только для проверяющих органов. А и для них вряд ли интересен: выяснится, что родственник по доброте душевной переводит. Поди докажи обратное.

— Ладно, странность есть, пусть и ни о чем. Запрошу, какой такой условный «Ливенсон» переводил деньги, — решил добить эту непонятно куда ведущую ниточку Герман. — Узнаем только фамилию, имя и номер счета. Дальше не продвинемся.

— Сам говорил, обращай внимание на то, что выпадает из общей картины, — обиженно ответила Оля. — Больше ведь ничего не выпадает… Да, я еще про нож подумала, — заметив ехидные взгляды коллег, Оля насупилась.

— Говори уж. Прости. Мы реально не продвигаемся, стоим на месте. Тут не Израиль странный, а само дело.

— Короче, ребят, а почему мы решили, что нож брали с кухни кафе?

***

Ввалившись в третью комнату, он увидел перед собой хоромы или палаты… Ох, давно не попадал во времена правления князя Владимира, подзабыл, как там у них это называется… Светлица? Наверное.

Перед зеркалом сидела красна девица с длинной русой косой, в ярко-желтом сарафане. И эта тоже с виду производила самое положительное впечатление. Ему стало обидно: вот так, выберешь правый путь, пойдешь за женой, а тебе подсовывают сплошной брак. И тут девица увидела его в зеркале. Замахала руками, закричала:

— Ох, ты ж, старик упрямый! Не видать тебе Людмилы!

К собственному изумлению он заметил, как уменьшился в росте, превратившись в карлика. Пол теперь подметала длиннющая, седая бородища. Вот же напасть! Кто же за такого замуж пойдет.

— Девица, я ж не претендую. Не хочешь за меня идти, не надо. Только не серчай!

Откуда ни возьмись, появились наложницы в прозрачных шароварах и блестящих топиках, едва прикрывавших грудь. Они принялись танцевать, и при каждом взмахе их рук на огромном столе, материализовавшемся посреди комнаты, возникали блюда с яствами.

— Ага! Уже и свадебный стол накрываешь! — девица уперла руки в боки. — Лгун! Ты себя в зеркало видел? Уродец! Старикан проклятый!

Ему стало обидно: он-то чем провинился? Причем, сказал же, не настаивает. Вполне обойдется без этого ежедневного крика над ухом. Выход бы найти. Нащупать, где портальчик притаился. А вот ничего пока похожего не видать.

Пока суть да дело, стол весь уставили едой, и наложницы потащили к нему Людмилу и его самого. За бороду постоянно дергали, наступали на нее — короче, никакого уважения к сединам. Наконец, усадили Люду, рядом на стул положили несколько подушек, на них взгромоздили Сущность. Так хоть он над столом возвышался, а то с его новым росточком ни поесть толком, ни невесту приобнять.

— Какой приобнять, недомерок! — опять заголосила Людмила. — Руки убери, сказала!

— Все-все, это я случайно. Вот они, ручки, — он потряс ладошками над тарелкой. — На виду. Ничего дурного.

Перед ним плюхнули миску с черной икрой. Рядом поставили блины. Эх, вкусно! Любил он икру красную и черную поболе баклажанной, хотя в разные людские эпохи пользовались они различным спросом. А стоит ли вкушать? В иных миражах вся еда — сплошь яд. Да и знал он, что пока остается бестелесным. В миражах эта подлость чуть ни самая большая: навредить ему могут, могут боль причинить, заставить страдать. Но доброго ничегошеньки от них не дождешься: ни вкуса пищи не почувствуешь, если она не отрава, ни радости какой-никакой. Одно хорошо — где-то прячется портал. Замиражируют его как следует, а он, раз, и в дамках! Куда судьбинушка вертанет, куда выкинет — тайна за семью замками. А все ж веселее, чем по пустыне бродить или в мираже врагов вычислять. Вот, возьмем Людмилу. Сидит пока тихо, только ругается, а настоящего зла не делает. С другой стороны, пока не делает. Кто ее знает. Никто. И это нервирует. Хоть у него нет нервов, а неприятно, говорят, не восстанавливаются…

Тут вдруг снега намело, еду посдувало, а Людка шапку с него сдернула, на себя надела и исчезла, поганка. Его кто-то хвать за бороду и давай таскать за нее. Пригляделся — точно, богатырь. Нет чтобы пойти прямо и сгинуть. Не-ет! Сюда пошел. Тоже, дурак, жену ищет.

Стало совсем неприятно, затошнило от такой болтанки. Не в космонавты, чай, готовится, зачем так за бороду мотылять! В глазах помутилось, голова закружилась, и бросил его богатырь в какое-то адское никуда. «Неужто в портал попал?» — успел подумать и очутился напротив женщины в теле, но весьма привлекательной. «Нешто четвертая?» — мелькнуло и погасло, вытесненное новым человеческим мозгом.

— Я все сделала, как мы договорились, — сказала она.

***