— Опять 1830 год, тебе не кажется, что слишком много совпадений?
— Да, сынок, я смотрю, ты много чего накопал.
— Но я хотел бы узнать еще одну вещь.
— Какую?
— Что случилось с дедом? — Макс неожиданно изменил тему разговора.
— Он умер, так же как и его отец.
— Папа.
— Что ты хочешь от меня услышать?
— Правду.
— Это тайна нашей семьи.
— Вот я и хочу узнать эту тайну нашей семьи.
— Еще рано.
— Папа, я не буду с тобой разговаривать, пока ты мне не скажешь, как умер дед.
— Мужчина принимает решение, что он достаточно прожил и ему пора покинуть этот мир…
— Самоубийство?!
— Нет, так называть это нельзя.
— Дед умер в подвале. Что он там делал?
— Пил вино.
— Вино?
— Да, он пил вино до тех пор, пока сердце не выдержало.
— Ничего не понимаю.
— Любое вещество, даже полезное, превращается в яд в больших количествах.
— И сколько он выпил?
— Семь бутылок.
— Нашего?
— Конечно.
— И ты знал об этом?
— Да.
— И ничего не сделал?
— Это его решение, его отец, мой дед, сделал то же самое.
— Это что, такая традиция?
— Что-то вроде.
— А ты что об этом думаешь?
— Пока ничего, но Арсен всегда говорил: «Я родился в вине и в нем умру».
— Почему он с нами не попрощался?
— Шанталье не прощаются.
— Поэтому и ты уехал, не попрощавшись?
— Может быть. Но я уехал ради тебя: я хотел, чтобы ты сам решил, кем ты хочешь быть. Мой отец все решал за меня. Я стал виноделом, как и он, я люблю свою профессию, но я хотел делать свое вино, а он мне не давал, я хотел пробовать другие вина, он мне запрещал. Он женил меня на женщине, которая нравилась ему.
— Ты маму никогда не любил?
— Это сложный вопрос, сынок, очень сложный, и сейчас я не готов это обсуждать.
— Просто скажи, любил или нет, больше ничего не надо.
— Я не могу тебе врать.
— Значит, не любил.
— Когда я сделал первый урожай, Арсен его забраковал. Он открыл три бутылки, попробовал из каждой и разбил их о стену замка.
— Почему?
— Он сказал, что это плохое вино: «Кислота должна быть частью вина, а здесь она выпирает, она солирует в этом вине, я ничего не слышу после нее».
Отец замолчал и долго ходил по комнате, явно подбирая нужные слова, чтобы не обидеть сына.
— Поэтому когда его не стало, я решил, что имею право провести вторую половину своей жизни так, как я хочу. С матерью мы уже давно чужие люди, отца не стало, ты вырос и стал мужчиной.
Я дал тебе право выбора. Я все это сделал, чтобы ты увидел, как огромен мир, сколько людей делают вино, и это вино разное, и каждое имеет право быть достойным. Я хотел, чтобы ты сам решил, хочешь ли ты быть Виноделом.
— И все только ради этого?
— Твое восхищение Жюно меня не удивило, я ведь тоже был… — отец осекся.
— Папа?
— Да, сынок, я был его лучшим учеником.
— Ты, ты учился?
— Я проучился год, и Жюно хотел отправить меня на практику. Арсен, когда узнал, что я не буду помогать ему с урожаем да еще и уеду, взбесился страшно.
— Вот это да.
— Он пошел в университет и наговорил Жюно неизвестно что, так что я больше туда не вернулся.
— Не может быть, чтобы дед так с тобой поступил.
— Да, сынок, но его нельзя осуждать, времена были тяжелые, я был нужен ему, и потом он считал, что я всему научусь у него.
— Он ревновал тебя.
— Да, я был лучшим учеником у Жюно.
— Теперь все понятно.
— Что понятно?
— Он назвал меня по фамилии на первой же лекции.
— Значит, он узнал тебя.
— Да, папа.
— Да, сынок, профессор в тебе не ошибся.
— О чем ты говоришь?
— Ты ведь так и не делаешь записи?
— Нет, я все держу в голове.
— А я везде вожу за собой мои и трясусь над ними, как над сокровищем, у меня уйдут годы на то, что ты сможешь сделать за месяцы.
— Ты так веришь в меня, отец?
— Да, сынок, теперь я знаю что ты — Винодел.
3
— Макс, Макс, вставай.
— Что случилось?
— Землетрясение.
Ласаль стояла посреди номера, уже почти одетая и упаковывающая ноутбук в сумку.
— Что?
— Землетрясение, быстро одевайся и собери документы.
— А как ты почувствовала?
— Нас здесь все время трясет.
Макс и Ласаль уже через десять минут были на улице. Было около трех часов ночи. Все постояльцы отеля высыпали на улицу. Час никто не решался войти в отель.
— Может, пойдем спать? — зевая спросил Макс.
— Да, Макси, сразу видно, что ты европеец и ничего не знаешь про землетрясения.
Макс, страшно сонный и еле соображающий, что происходит, невинно развел плечами.
— Спать нельзя, это все может повториться.
— И сколько мы будем ждать?
— Не знаю, но обычно после этого люди не спят несколько дней.
— Ласаль, ты что, да я усну прямо сейчас стоя, как боевая лошадь.
— Не знаю, как там у вас боевые лошади спят, а спать ты не будешь.
— Да ничего не буд…
В этот момент, не договорив, Макс упал, что называется «на ровном месте». Послышались звон разбитого стекла и крики людей. Крики были отовсюду. Они нарастали то с одной стороны, то с другой.
— Что это? — в глазах Макса застыл ужас.
— Это то, что ты назвал «ничего не будет». Ну что, пойдем спать?
— Нет.
Только сейчас Макс заметил, что улицы начали наполняться толпами народа. Начало рассветать.
— Что будем делать?
— Нужно найти Роббера и отца, — и Макс достал сотовый.
— Уверена, что связь не работает.
— У отца спутниковый телефон.
— А у Роббера?
— Обычный.
— Звони отцу.