Виноградная лоза

Восхищался мальчик всем, что удалось увидеть, и ощущал себя, будто находится внутри драгоценной и притом огромной шкатулки. Во внутреннем дворике вокруг скамей и столиков у фонтанчика возвышались колонны, сверкая гранями. За ними прямоугольником - внутренние стены дворца. Создавалось впечатление, что часть солнца переселилась в эти стены, в грани колонн, так ослепительны они. Солнце двигалось по небесной голубизне, и его двойник перемещался по стенам, перепрыгивал с одной колонны на другую. Куруш и не понял, из чего всё это состоит, но бабушка объяснила, что стены и колонны деревянные и обиты листами из серебра и золота. «Столько золота и серебра! А у мамочки… Ой у Спако, которую я считал мамой всего лишь тонкое серебряное колечко, и она им так гордится. То подарок от папы… – Куруш вздохнул, – как оказалось не родного отца… Когда же повидаюсь с ними?.. Спросить у бабушки?» Куруш знал, что скоро отправится к настоящим своим родителям, но этих неродных ему уже недоставало, и он скучал, поэтому решился и попросил бабушку позволить им ехать с ним. «Отец, – потом спохватываясь, добавлял мальчик, – Митрадат будет пасти скот Камбуджии, а мама Спако приготовит лепёшки, бабушка, ты попробуешь и узнаешь, какие вкусные лепёшки она печёт. А, если нельзя, потому что они рабы Иштувегу, то передай дедушке и нашему шаху, что, когда я вырасту, то заработаю или покорю какой-нибудь народ и оплачу ему затраты». Ариеннис смотрела на внука, так не похожего на того сына пастуха, когда она увидела его впервые: всклокоченные волосы, подозрительный взгляд, но с решимостью отстаивать свою правоту, босоногий с загрубевшей кожей ступней, в штанах и рубахе из шерстяной колкой материи, от которой часто чешется тело, непривычное к грубой одежде. Ныне Куруш выглядит и держится так, будто не несколько дней, а много лет носит одежду, сотканную из отборной тонкорунной шерсти лучшими мастерицами. Бабушка гладит причёсанные и завитые русые волосы внука.

– Давай побрызгаю на тебя благовониями.

– Зачем?

– Будет от тебя пахнуть, как от цветов.

– Ладно, цветы мне нравятся.

– Это масло, мой внучек получено из лепестков роз, которых выращивают парсы.

– Пахнет красиво. Бабушка Ариеннис, а можно мне немножко этого масла, я потом отдам его Спако, ей тоже понравиться и Митрадату будет приятно.

– Конечно, родной мой, бери, – Ариннис отдала внуку маленький керамический сосудик и улыбалась. Она едва не расплакалась, потому что была уверена, что пастуха и его жены уже нет среди живых.

IX

Изувеченный труп пастуха лежал за крепостной стеной и смердил. Никто не смел его хоронить. На то не было позволения шаха.

Гарпаг видел труп, но не узнал пастуха.

Иштувегу взглядом сверлил каменную кладку своих покоев. Исступлённо подыскивал способ мщения Гарпагу за давнее ослушание. Никак не ожидал от него подобного подвоха. Есть множество способов измучить человека, чтобы он стал молить прикончить его. Всё о чём передумал царь, не давало удовлетворения. Самые жестокие пытки над Гарпагом не сотрут того чувства предательства, которое испытал Иштувегу, узнав, что сановник вместо того, чтобы собственноручно исполнить приказ, перепоручил рабу своего владыки. Как он посмел? Не дэвы ли опутали его тогда в лесу? А он все эти годы продолжал ему доверять! Гарпаг же, словно хитрый лис много лет таил содеянный умысел. Заслужил. Да, заслужил кары неминуемой… Оставить ему жизнь, но чтоб не люба стала, чтобы тоска и печаль грызли и день, и ночь. Семью извести?.. Чадолюбие… Гордость, отрада и надежда Гарпага - его сын – ровесник Куруша, нежданного найдёныша.

* * *

Палач выслеживает жертву, на которую указал царь. Как бы случайно попался на глаза.

– Что ты тут делаешь? Пошли, отец за тобой прислал, зовёт.

– Зачем зовёт? Куда идти?

– Туда, куда велел прийти. Давай, прыгай на коня, – палач посадил перед собой подростка и галопом помчался.

Склонившись переступили каменный порог, вошли. Низкий свод нависал почти над головой палача. Полумрак скрывал жуткие предметы – орудия его труда.

– Где отец?.. Какой тут смрад!

– Уже идёт…

Палач сделал резкий выпад и у подростка подкосились ноги. Он рухнул на каменный пол, пропитанный литрами чужой крови, к которой потёк ручеёк его собственной. Палач вынул короткий кинжал из сердца подростка.

Немедля стал снимать с умершего одежду и обувь, чтобы вынести подальше.

* * *

Иштувегу спустился в нижний полуподвальный этаж, вошёл на кухню, его сопровождал палач, который нёс в правой руке большую корзину.

– Вон все, кроме старшего повара! – крикнул палач, – и чтобы носа сюда не показывали до рассвета! – и помощники старшего повара, даже не глядя на него, выбежали.

– Сегодня жду гостя на обед, – сказал шах. – Баранину приготовь только для меня. Для гостя зажарь и отвари то, что лежит в корзине.

Побледневший от страха при виде палача, повар стал было приходить в себя, но взяв корзину и заглянув внутрь, чуть не выронил.

– Если кому проговоришься, сам туда угодишь, – кивнул шах на корзину.