В тот вечер я не дежурил у своих ворот — был шабат, ресторан закрыт, и потому я не заметил Марка, тем не менее могу поручиться, что шел он быстро, почти бежал. А поравнявшись с железными воротами с вознесенным над ними крестом, шагнул в тревожно шумящую крылами ветвей тьму. В окне домика в дальнем конце двора горел свет; Марк оглянулся — никого не было в проеме ворот — подошел к двери и постучал.
В глубине дома послышалось шебуршанье, и через несколько секунд, показавшихся Марку нестерпимо долгими, раздалось: «Кто это?» Вдруг он представил, что в доме еще кто-то есть, какой-то мужчина… И вот сейчас она поднялась с кровати, подошла к двери… Какая нелепость! Почему он вообразил, что она — одна? «Кто это?» — раздалось снова и, помедлив, он ответил: «Марк»…
Звон отодвигаемой задвижки, поворот ключа. Встала на пороге в коротком просторном халатике, взглянула снизу вверх.
— Что-то случилось?
— Да-да, — сказал Марк, проходя мимо нее в комнату, — закройте, пожалуйста, дверь!
Щелкнула задвижкой.
— Садитесь. И снимите, наконец, вашу шляпу.
— Конечно, конечно…
— Можете положить на стул. Садитесь же!
Сел на старчески скрипнувший стул у стола. В рассеянности положил шляпу на скатерть…
Отошла к керосинке, разожгла, быстро и ловко сварила кофе, поставила перед Марком пахнущую дымком чашку.
— Рассказывайте. Что произошло?
Поднес чашку к губам… снова поставил на стол.
— Мне совсем не хочется выглядеть перед вами этаким хамом!
— Не бойтесь. Не получится.
Улыбнулся, одним глотком осушил чашку.
— Как у вас хорошо!
— Я рада, если так. Что же случилось?
— Я не могу вернуться домой. А вы единственный человек, которого я знаю в этом городе.
Задумчиво качнула головой.
— У вас нет здесь друзей, знакомых?
— Когда-то были… Сейчас — нет.
Она вдруг рассмеялась весело и звонко:
— Взрослые мальчики заигрались в шпионов?
— Это не так смешно как вам кажется…
— Извините!
Перегнувшись через стол, взглянула на него в упор.
— Вы решили, что сможете остаться у меня?
Поднялся, взял шляпу.
— Подождите!
Но он стоял посреди комнаты, хмуро поглядывая на дверь…
Помолчала, проговорила раздельно и веско:
— У меня появился план. Пойдемте-ка со мной!
— Куда?
— В гости к отцу Феодору. Вы поселитесь в его доме. И никто вас не найдет. Там ведь уже все побывали.
— Не уверен… То, что было связано с этим человеком, всегда опасно… Впрочем, большого выбора нет.
И они двинулись к дому отца Феодора: она — впереди по тропинке, петляющей между деревьями, он — сзади, привычно настороженный; ладонь — на рукояти пистолета.
«Я открыл свой стол и вытащил кольт калибра 38 типа „Супер-матч“, я снял пиджак, надел кожаную портупею, вложил кольт и снова облачился в пиджак. Это произвело на индейца не больше впечатления, чем если бы я почесал шею. Мы прошли по холлу к лифту. Индеец вонял. Даже лифтер почувствовал это».
Яков закрыл книгу, положил на пол рядом со стулом — места на другом стуле и на столе уже не хватало, а книги все прибавлялись. Вчера он купил за бесценок потрепанного Чандлера в книжном магазине, что в самом начале Яффо, у въезда в Старый город. Бородатый еврей в лапсердаке, словно сошедший с литографии прошлого века, аккуратно завернул книгу, вежливо поблагодарил, поинтересовался на сносном английском, какие книги интересуют его нового клиента. «Разные, — отвечал несколько смущенно Яков, — самые разные… Главное, чтобы были хорошие». И впрямь, дожив до сорока семи лет, он так и не нашел ответа на этот вопрос… Что же его интересует? Почему в его стопке, как когда-то на полках шкафа, мирно уживаются Флобер и Пруст с манифестом о переустройстве мира, написанном косноязычным языком несостоявшегося пророка, а записки секретаря английского посольства, посетившего Иерусалим лет пятьдесят назад, соседствуют с путеводителем по загадочному миру карт Торо?
Он сидел у окна, и ночной прохладный воздух гладил его кожу. Центр города был освещен, цепочки фонарей тянулись вдоль Кинг-Джордж и Яффо, а дальше, до самого горизонта простиралась тьма; ближе — то здесь, то там на фоне беззвездного неба угадывались верхушки деревьев, и ветер, налетая с гор, шумел в их растрепанных кронах. Да, книги… Может быть, они как пятна света в темноте? Нет, это слишком неточно… Ведь интересуют не сами книги, а то, что угадывается за ними; то, что называется словом — душа. И в хорошей книге — о чем бы она ни была — проступают на страницах водяные знаки души. Главное, чтобы души эти, шелестящие ветвями страниц, были родственны твоей. И тогда уже — смерти нет, а есть перекличка и эхо, и звонкие голоса вдалеке, как ночью в горах.
Высокий эвкалипт у окна скрывал луну, но ее фосфоресцирующий блеск серебрил его старую крону.