Виновата ли она

- Долго там изволили быть? - вмешался опять Иван Кузьмич.

- Нет, несколько дней.

- Где ж вы были этот год? - сказала Марья Виссарионовна.

- В деревне.

- И не скучали? - спросила Лидия.

- Я скучал в том отношении, что мои милые соседи не жили в деревне.

- Нам нынче хотелось, очень хотелось пожить в ваших местах, но никак невозможно было по моим несносным делам, - подхватила Марья Виссарионовна.

- У вас так много занятий, что вам, я думаю, и без соседей не скучно, заметила Лидия.

- Нет, я скучал, - отвечал Курдюмов.

"Так это сосед Ваньковских", - подумал я, а на первый взгляд он мне показался иностранцем. Я ожидал, что это какой-нибудь итальянский певец, музыкант или француз-путешественник, потому что в произношении его и в самых оборотах речи слышалось что-то нерусское, как будто бы он думал на каком-то иностранном языке, а на русский только переводил.

Затем пошло все обыкновенным порядком. Пионова, должно быть, видела Курдюмова в первый раз и, желая его заинтересовать собою, начала к нему беспрестанно обращаться с различными фразами и вопросами на французском языке, делая страшные ошибки и несносно произнося. Курдюмов отвечал ей вежливо, но коротко и все заговаривал или с Лидиею или с Марьею Виссарионовною. Иван Кузьмич был тоже очень смешон в обращении с Курдюмовым: он беспрестанно его угощал то чаем, то конфектами, то сигарами, и тот от всего отказывался.

Ужин был накрыт на маленьких столиках: я с Леонидом случайно очутился за одним столом с Пионовым, его партнерами и желтолицым поручиком. Здесь я в первый раз в жизнь мою видел на Пионове, сколько один человек может выпить без всяких признаков опьянения. В продолжение вечера, находясь, по его выражению, под дирекциею супруги, он постничал и выпил только рюмок пять доппелькюмеля{250}, но за ужином вознаградил себя сторицею. Насмешливый поручик заметил ему, что на столе мало вина, которого стойло четыре бутылки.

- Мало, сам вижу, что мало. Благодарю вас, молодой человек, что вы меня понимаете. В старые годы не так бывало: мы выпивали, что глазом окинешь, а нынче подадут, что одною рукою поднимешь, да и думают, что угостили хорошо. Это, как я вижу, все конфекты; ну, конфектами мы после займемся, - отвечал Сергей Николаич. - Эй ты, севильский цирюльник, - отнесся он к официанту, подай-ка сюда господина квартирмейстера - ромашки, - и затем, объяснив, что ром он называет квартирмейстером, потому что он в желудке приготовляет квартиру к восприятию дальнейшего, выпил залпом стакан квартирмейстера, крякнул и съел кусок хлеба.

- Теперь хорошо: испаринка началась, теперь можно и поесть, - продолжал он и, отвалив себе на тарелку три звена белорыбицы, съел все это в минуту, как яйцо всмятку.

Леонид начал угощать Сергея Николаича и налил ему стакан хереса; это он делал, как я уверен, в досаду Пионовой.

- Разве уж для тебя, душа?.. Изволь, не могу отказать, ты малый отличный, я тебе пророчу, что из тебя выйдет со временем превосходный пьяница, - отвечал Пионов и выпил херес.

Поручик и партнеры Пионова просили его выпить и для них.

- И для вас? Извольте, я готов услужить каждому, а себе в особенности, - порешил Сергей Николаич и еще выпил от каждого по стакану и начал есть.

- Вы, господа, - говорил он, - сами не пейте: вы люди молодые; это может войти в привычку, в обществе это не принято; я сам тоже терпеть не могу вина и, когда увижу его, тотчас стараюсь уничтожить, что я и сделаю с этим шато-марго.

И действительно сделал: бутылки как не бывало. Вошел Иван Кузьмич.

- Господа, пожалуйста, кушайте! Что ты, Сергей Николаич, выпил бы чего-нибудь, - сказал он.

- Да что, брат, пить? Пить-то у тебя нечего: вот на столе поставлены были четыре бутылки; молодые люди все выпили, а мне, старику, ничего и не досталось.

- Я велю сейчас подать.

- Да, да, вели; не щади меня, душа моя, я не стою твоего сожаления. А сам-то что?.. Хоть бы понюхал, братец. На! Понюхай, славно ведь пахнет.

- Не могу, братец, нынче, - отвечал Иван Кузьмич и ушел, чтобы приказать еще подать вина.

Пионов продолжал пить и есть, толкуя в то же время, что рюмками не следует пить, так как это сосуд для женщин, потому что они с тоненькими талиями и женского рода.

Его никто уже не слушал. Мы переглянулись с Леонидом и вышли в залу, где ужинали дамы. Курдюмов сидел рядом с Лидиею Николаевною и что-то ей рассказывал; Иван Кузьмич стоял у них за стульями. После ужина Пионова вдруг села рядом с Леонидом.

- Леонид Николаич, довезите меня домой; Серж, вероятно, останется в карты играть, а я ужасно устала.

- Я с ним приехал, - отвечал Леонид, указывая на меня.

- Он, вероятно, будет так добр, что доедет с кем-нибудь.

- Нет, нельзя, я к нему еду.

- Вы всё по-прежнему нелюбезны, неисправимый человек, - проговорила она и задумалась.

Леонид отошел от нее.

Ваньковские вскоре уехали; их провожал Иван Кузьмич и Курдюмов; последний пожал дружески руку Лидии Николаевны и застегнул ей манто.

- Курдюмов, видно, хорошо знаком с вашими? - сказал я Леониду, когда мы сели в экипаж.

- Знаком: в деревне часто к нам ездил... Не люблю я ею.

- А что?