#Виновата. Родиться женщиной

– Мне можешь. Я тебя люблю. И приму с любыми тараканами в голове. С любыми скелетами в шкафу.

Ганжа замолчал, подошёл к тумбе и надел белую трикотажную майку. Сел рядом и положил голову мне на плечо. Ганжа дышал тяжело, отрывисто, словно собирался сказать нечто ужасное, словно «то самое ужасное» произойдёт сейчас.

– Это случилось, когда мне только исполнилось восемнадцать. Тогда я пошёл учиться в техникум. К нам в группу перевели Хельгу. И я сразу понял, почему не мог влюбиться раньше. Да что там влюбиться, мне казалось, что я был готов отдать всё за то, чтобы встречаться с ней. Вокруг Хельги тёрлось много парней. Она отшивала всех. Возможно, это тогда и заставило меня действовать. И Хельга ответила взаимностью.

– И ты до сих пор её любишь?

– Не перебивай! – рыкнул Ганжа. – Мы утонули друг в друге, словно так всегда и было. По техникуму поползли слухи. Этих мудаков бесило, что она досталась мне, а не им.

– А что случилось после?

– Когда мы закрыли летнюю сессию, одногруппники позвали нас отметить это дело на хате. Но туда пришли только парни. Тогда я сразу почуял неладное. Вписка оказалась подставой. Сначала они схватили Хельгу. Нет… Я не могу! – Ганжа резко замолчал, рыкнула и отвернулся.

– Что? – не понимала я.

– Я не хочу вспоминать об этом! Ненавижу! – глаза его блеснули от слёз. Ни разу я не видела, как Ганжа плачет. Но тут он сдержаться не мог.

– Если это, действительно, так страшно, то я не буду мучать тебя, солнце.

– Эти мрази пытались её изнасиловать, но я разбил одному из них бутылку об голову, – нашёл Ганжа в себе силы заговорить снова. – Из-за этого они отвлеклись. Хельге удалось сбежать. Мне – нет. Я до сих пор слышу этот циничный голосок главного ушлёпка в голове.

«Если не она, то ты»

– Что? Они тебя…

– Да, каждый. Ну, кроме того, который валялся без сознания. Бутылкой от пива..

– И им ничего за это не было.

– Да нет. Все сели. Но уже вышли. А Хельга забрала документы, уехала и больше не появлялась. Эти мрази лишили меня всего. Я никогда им этого не прощу. Каждый из них – насильник, если не настоящий, то будущий.

– Теперь я тебя понимаю, – в этот момент я почувствовала, как мне сильно хочется обнять Ганжу и не отпускать. Каким бы он ни был. Кого бы ни любил. Всё это пустое.

– Иди ко мне, моя девочка, – Ганжа крепко сжал мою ладонь и поднес к губам. Это оставило призрачную надежду, что Хельга, всё-таки, в прошлом.

Но всю ближайшую ночь, меня не отпускала мысль о том, что Ганжа её до сих пор любит. И появись Хельга сейчас в нашей жизни, всё полетит к чёртовой матери.

14. Токарева

Снова наступил этот день. Он почти не отличался от остальных. Если удавалось встать пораньше, два часа – и ты уже под Петербургом. В пятнадцати минутах от ближайшей парковки стоит каменный дом. Такой же безнадёжно пасмурный, как сегодняшнее утро. На часах девять ноль-ноль. Дыхание ровное, нужно держать лицо. Я к матери – потому что надо. Работники дома престарелых и так считают меня последней тварью, но знают ли они все обстоятельства? Очевидно, нет.

Я переступила порог и оказалась посреди коридора, отдающего нарочитой казённостью. Держать на балансе дом престарелых государству не очень выгодно и это ощутимо с каждым вдохом, с каждой мелочью. Скрипучие кресла, потресканная штукатурка, душный запах старости. Здесь всё теряет смысл, а смерть дожирает оставленные на государственный произвол безнадёжные судьбы.

В первый раз оказалась здесь три года назад. Мать тогда ещё ходила. Но уже ничего не соображала. Все удивлялись – такая молодая, а уже в доме престарелых. Болезнь пожирала её мозг, забирала последние силы. Нам всегда было наплевать друг на друга, мы не виделись двадцать лет. Но оставить я её не могла. Это слишком даже для меня. И новые обстоятельства мне всё равно удалось обратить в свою пользу.

– Маргарита Юрьевна! Добрый день! – поток мыслей оборвало приветствие директора дома. – Рад вас видеть!

– Ещё бы, – усмехнулась я. – Вроде, сто тысяч в месяц – это достойное пожертвование, чтобы сделать элементарный ремонт, не так ли?

– Мы глубоко признательны Вам! – обходительно кивнул бодрый старичок в белом халате. – Как раз ищем подрядчика!

– Все три года?

– Цены растут, Маргарита Юрьевна. Рубль крепчее не становится.

– Филипп Аристархович, уж при мне-то вы можете не лукавить. В стране, где распил реально устроить даже на поливке газонов.

– Я хотел с вами поговорить об этом. Рубль крепчее не становится.

– Хотите больше? А, часом, не треснет ли у вас ничего?

– К нам скоро приедет комиссия. Будет трудно объяснить, почему обездвиженная инсультница с раком желудка четвёртой стадии уже три года числится у нас медсестрой. Мне нужна компенсация за возможные репутационные риски.

– Даже так!

– Именно! Я не знаю, зачем вам это нужно. Но помните – тут всё зависит от меня!

– Сколько вы хотите? – я театрально закатила глаза, но мыслями уже была готова согласиться.

– Век вашей матушки скоро подходит к концу, вы не обеднеете.

– Говорите конкретно, сколько? – я замечала, что мой тон становился всё более пренебрежительным.

– Двести.