Мастерская располагалась в скромном двухэтажном здании. Очередной памятник, превращённый в бизнес-центр. Давид подготовился. Я это поняла сразу, когда мы вошли в небольшой светлый офис. Среди незаконченных картин на холстах, пары мольбертов и творческого беспорядка, выделялся стол, накрытый сырными и мясными закусками, бутылкой шампанского и бокалами.
– Погоди, а как мы поедем обратно?
– Можем остаться тут, – хмыкнул Давид, открывая бутылку.
– Если ты думаешь, что мы переспим, то намерена тебя расстроить.
– И в мыслях не было, – обиженно ответил он. – Мне просто хотелось сделать приятное прекрасной женщине.
– Звучит двусмысленно, – отшутилась я.
– Ничуть. Мне кажется, глупо лететь в другую страну, чтобы просто заняться сексом.
– Ну да, дома ты наверняка востребован.
– Был бы от этого хоть какой-то толк…
Давид протянул мне бокал с шампанским. Мы звонко чокнулись. Он залпом осушил свой, я же сделала лишь пару глотков.
– А какой толк ты ищешь? – спросила я.
– В любовь я особо не верю. На моём пути встретилось много женщин. Я даже был женат.
– И как?
– Меня не впечатлило. Бывшую жену тоже. Сына жаль. Видимся редко. Они переехали во Францию, а я остался в Барселоне.
– Да ты отец!
– Весьма условно. Перечисляю им деньги раз в месяц. Камилла не очень любит, когда мы с ним видимся.
– Разве у вас в законе не закреплено право обоих родителей видеться с ребёнком?
– Закреплено. Но частенько лишь на бумаге всё бывает красиво.
– Ты её ещё любишь?
– Вряд ли. Меня никто не цепляет. Кроме тебя.
– Что? – я чуть не поперхнулась шампанским.
– Разве это секрет?
– Мы совсем друг друга не знаем.
– Это лишь повод узнать лучше.
Давид встал из-за стола и приблизился ко мне. Я непроизвольно подалась вперёд, опустошив бокал до конца. Давид прижал меня к себе, и мы едва не поцеловались. Но что-то остановило.
– Назови дату своего рождения, – взволнованным голосом произнесла я.
– Что?
– Говори!
– Тридцать первое мая девяносто четвёртого года.
– Не может быть! – воскликнула я, оттолкнув Давида. – Нам нельзя! Это не…
– Что нельзя?
– Это я тебя сдала в детдом! Я – твоя мать! – закричала я. – Прости!
Давид смотрел на меня недоумевающим взглядом. Это должно было случиться. Я должна была сразу сказать всю правду, как только в первый раз об этом подумала.
– Ты в своём уме? – спросил он, едва сдерживая нервный смешок.
– Всё сходится! Забеременела рано. Но мать вынудила сдать тебя в детдом. Восьмой. Именно туда.
– Ты ошибаешься. Я помню своих родителей. Они погибли в автокатастрофе. Так я попал туда. И никак иначе. Ты меня с кем-то путаешь.
Я почувствовала, как на глаза невольно наворачивались слёзы. Пронесло. Это не он. Но, видимо, придётся всё рассказать. Всю правду. На молчание уже не оставалось сил. Я едва не упала в обморок, но Давид поймал меня и снова обнял.
– Что случилось с тобой? Что произошло? – шептал он на ухо, и я, наконец, почувствовала в себя в безопасности. От сумасбродных людишек и страшных событий своего прошлого.
– Ты хочешь слышать правду? Ты не отвернёшься от меня?
– Ни за что.
– Хорошо, – кивнула я, и мы сели на диван. Голова сама легла на плечо Давиду. Я начала свой рассказ.
– Я рано потеряла отца. Он умер от рака. А вот мать спустя год нашла ему замену. Звали его Карен. Первые года три они, и правда, были счастливы. Чего не сказать обо мне. Я постоянно думала о папе. И мне было стыдно за поступок матери. Я знала, что Карен ей изменяет. Мать не слушала. Говорила, что я всё придумала.
– Бывает, что мужчины изменяют, – кивнул Давид. – Это инстинкты.
– Нет, это блядство, – возразила я, подняв голову. – Или ты тоже изменял?
– Не буду врать, случалось.
– Всё с тобой ясно! – я закатила глаза.
– Извини, я не идеален, – вздохнул он.
– Измена – это не самое страшное, что сделал Карен, – ответила я, почувствовав, как начал дрожать голос. – Я росла, он интересовался мной всё больше. Мать снова ничего не хотела слышать. Мол, я выдумываю.
– Он приставал к тебе? Вот подонок!
– Мне было шестнадцать. Мать тогда уезжала к бабушке в Мурманск. И он однажды напился. Сильно, – продолжила я и от воспоминаний закусила нижнюю губу. – Я спала. Это его не остановило. Сначала он просто лёг рядом, потом полез в трусы. Я пыталась сопротивляться, но он прижал к стене и стянул нижнее бельё. Обещал придушить и меня и мать, если хоть пикну. Я очень испугалась.
Я чувствовала, как виски начали пульсировать. Давид с ужасом слушал меня и прижимал к себе сильнее. Он всем видом показывал, что ему не наплевать. И это даже чуть подкупало несмотря на то, что я опять вспоминала тот ужас.
– Одно радовало, всё сделал быстро. Мать узнала, когда я была на третьем месяце. От Карена не ушла. Возненавидела меня ещё сильнее. Стала набожной. Не позволила делать аборт, а потом уже было поздно. Хотела стереть, изничтожить то событие. Заставила сдать ребёнка в детдом. В тот же день я сбежала от них к бабушке. Мать она не особо жаловала, поэтому приютила меня. Ребёнка вернуть не удалось. Связь оборвалась. Но родила я его в тот же день, что и родился ты. Поэтому испугалась.