Виновата только я…

— Я знаю. — Ее голубые глаза смотрели прямо в его. — Я очень сожалею о том, что произошло с вами, мистер Вест, так же как и мой отец. Пожалуйста, поверьте мне, он осознает, что натворил, и это очень тяготит его.

— Не думаю, что так, как это тяготит меня! — Он встал. — Но в любом случае что вы-то здесь делаете? Что вам нужно?

Она тоже встала и поставила бокал на столик.

— Я пришла умолять вас… Я знаю, что моего отца признают виновным — он не отрицает вину… но… мистер Вест, скоро ваше лицо восстановится, поверьте мне. Я знаю много таких случаев, как ваш, хотя, конечно, это займет время, но вы обязательно придете в норму.

— Мое лицо никогда не станет, как вы называете, нормальным! — Закери так разозлился, что ему захотелось ударить ее.

Она помолчала, но, нахмурившись, медленно продолжила серьезным голосом:

— Вы ошибаетесь. Я понимаю, почему вы так думаете, но вы не правы, мистер Вест. Это займет год или чуть больше, пластическая хирургия теперь творит чудеса, особенно если вы попадете к лучшему специалисту, а я знаю, что вы лечитесь именно у такого. Он отличный хирург, самый лучший в стране.

— Даже он не обещает мне полное восстановление! — Закери вдруг засмеялся, вспомнив Дану. — Вам надо было видеть лицо моей бывшей девушки, когда она навестила меня после последней операции! Мне показалось, что она потеряет сознание.

Луиза вздрогнула и побледнела еще больше, взирая на него.

— Я уверена, что она просто очень волновалась за вас. Я согласна, что это не произойдет моментально, но у вас снова будет ваше лицо.

— Не лгите мне! — огрызнулся он. — Я знаю только то, что вижу в зеркале. Я сейчас страшен как черт и, очевидно, таким и останусь. Все женщины будут замирать передо мной только от одного чувства — от ужаса, так же как и вы совсем недавно.

Краска залила ее лицо, и она отвела взгляд.

— Я не от…

— От этого, от этого. А когда я вас поцеловал, вы вообще упали в обморок. Мне пришлось даже принести вас сюда.

— Это произошло не потому, что… — начала было Луиза. На ее лбу выступили капельки пота.

Закери со злостью засмеялся.

— Не утруждайте себя, не надо притворяться. Я отлично знаю, почему вы потеряли сознание.

Ее ресницы опустились, она перестала протестовать, но на лице отражались противоречивые эмоции. Он наблюдал за ней, немного удивившись.

Наконец он произнес отрывисто:

— Никто вас за это не винит. Я вижу себя в зеркале каждый день. Я понимаю, почему вы лишились чувств от моего прикосновения.

— Нет, — прервала она, подняв на него взор, полный страдания, которое Закери без труда прочитал и в искренности которого не мог сомневаться. — Пожалуйста, поверьте, я почувствовала совсем не то, что вы думаете.

Закери уже устал от разговора на эту тему. Все эти дни он предпочитал не вспоминать о происшествии; он отчаянно пытался вернуться к нормальной жизни.

— Ладно, забудем об этом! — нетерпеливо бросил он. — Давайте лучше вернемся к причине вашего приезда сюда; что вы хотите от меня, сестра Гилби?

— Я не уверена, что… — запнулась она. — Ваши адвокаты сказали вам?.. вы знаете?..

— Ради Бога, говорите же, наконец! — заскрипел Закери.

Она пробормотала хрипло:

— Мой отец забыл обновить страховку.

Он удивленно уставился на нее. Закери пробыл в больницах так долго, что все юридические тонкости, вытекающие из аварии, просто оставил своим адвокатам. Он отказался обсуждать с ними происшедшее, ограничившись изложением своей версии, поэтому ему не сообщили о том, что Гарри Гилби не был застрахован.

— Вы шутите, — недоверчиво произнес он. Она только молча покачала головой, как будто не осмеливалась сказать что-либо.

Закери смотрел ей в глаза. Они были необыкновенно глубокого голубого цвета. Вряд ли он когда-нибудь видел голубые глаза более темного оттенка. Цветы горечавки на фоне белого снега в Альпах — вот на что они были похожи. Ее бледность только подчеркивала их яркость. Темно-голубой на белом… Он всегда любил это сочетание.

Затем, отвлекшись, он подумал: неудивительно, что она бледна, неудивительно, что она расстроена, неудивительно, что она здесь в положении просительницы! Интересно, что за человек ее отец, если он прислал ее, вместо того чтобы приехать самому или вообще предоставить это адвокатам?

— Как он мог быть таким безответственным? — произнес он вслух, но больше для себя, чем для нее.

Она с трудом сглотнула, длинная белая шея конвульсивно дернулась.

— Он попал в очень тяжелую ситуацию, до сих пор он испытывает финансовые трудности и не видит выхода. Вот почему он забыл. Он собирался обновить ее, когда она истекла, но… Я знаю, что это было глупо…

— Глупо — это мягко сказано!

— Я не прошу вас позволить ему уйти от ответственности…

— Хоть это хорошо, — огрызнулся он. — Потому что я и не собираюсь. А почему, собственно, должен?

Она отвернулась, опустив голову, но вскоре опять подняла к нему голубые глаза, которые начали подозрительно блестеть от стоявших в них слез.