Виноваты звезды

— Господь наш Иисус Христос, мы, борющиеся с раком, собрались здесь, буквально в сердце твоем. Ты, и только ты один, знаешь нас, как мы знаем себя; проведи же нас к жизни и свету через времена испытаний. Молим тебя о глазах Айзека, о крови Майкла и Джейми, о костях Огастуса, о легких Хейзел, о горле Джеймса. Молим тебя исцелить нас, позволить ощутить твою любовь и твой Божий покой, превосходящие всякое понимание. В наших сердцах мы храним память о тех, кого знали и любили и кто вернулся к тебе в предвечный дом: Марию и Кейда, Джозефа и Хайли, Абигайль и Анд желину, Тейлора и Габриэль…

Список был длинным. В мире, знаете ли, очень много покойников. Пока Патрик зудел, читая имена по листочку, потому что список такой длины невозможно запомнить, я сидела с закрытыми глазами, пытаясь настроиться на благочестивый лад, но невольно представляя тот день, когда и мое имя попадет в этот список, в самый конец, когда уже никто не слушает.

Когда Патрик закончил, мы повторили вместе дурацкую мантру — прожить сегодня как лучший день в жизни, и собрание закончилось. Огастус Уотерс, оттолкнувшись, встал со своего детского стула и подошел ко мне. Нога у него была кривовата, как и улыбка, — он прихрамывал.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Хейзел.

— Нет, полностью.

— Ну, Хейзел Грейс Ланкастер.

Огастус хотел что-то сказать, и тут подошел Айзек.

— Подожди, — попросил Огастус, подняв палец, и повернулся к Айзеку: — Слушай, это еще хуже, чем ты описывал.

— Я тебе говорил — тоска зеленая.

— Так чего ты сюда ходишь?

— Не знаю. Вроде помогает.

Огастус наклонился к нему и спросил, думая, что я не слышу:

— Она постоянно ходит? — Айзека я не расслышала, но Огастус ответил: — Надо думать. — На секунду он сжал Айзеку плечи и тут же отступил от него на полшага. — Расскажи Хейзел, что врач сказал.

Айзек оперся о стол с печеньем и навел на меня свой огромный глаз.

— Сегодня утром я ездил в клинику и сказал хирургу, что скорее умру, чем соглашусь жить слепым. А он заметил, что это не мне выбирать. Я ответил: да, я понимаю, что судьбу выбираем не мы, я просто говорю, что скорее согласился бы умереть, чем жить слепым, будь у меня выбор, которого, как я понял, у меня нет. А он говорит: хорошая новость в том, что ты не умрешь. А я ему: спасибо, дядя, объяснил, что рак глаз меня не убьет. Ах, какое сказочное везение, что такой гигант мысли, как вы, снизойдет до проведения моей операции.

— Победа осталась за ним, — сказала я. — Надо будет тоже заболеть раком глаз, чтобы познакомиться с твоим хирургом.

— А-а, валяй. Ладно, мне пора. Моника ждет. Буду смотреть только на нее, пока еще могу.

— Карательные акции завтра? — спросил Огастус.

— Да. — Айзек повернулся и побежал вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки.

Огастус Уотерс повернулся ко мне.

— Буквально, — сказал он.

— Буквально? — не поняла я.

— Мы буквально в сердце Иисуса, — сказал он. — Я думал, мы в церковном подвале, а мы буквально в сердце Иисуса.

— Кто-то должен ему сказать, — хмыкнула я. — Это же опасно — держать в сердце больных раком детей.

— Я ему сам скажу, — пообещал Огастус. — Но к сожалению, я застрял у него в сердце, он меня не услышит.

Я засмеялась. Он покачал головой, глядя на меня.

— Что? — спросила я.

— Ничего, — ответил он.

— Почему ты на меня так смотришь?

Огастус чуть улыбнулся:

— Потому что ты красивая. Мне нравится смотреть на красивых людей. Некоторое время назад я решил не лишать себя простых радостей бытия. — Последовала короткая пауза, которую преодолел Огастус. — Особенно если учесть, как ты прелестно доказала, что все закончится забвением.

Я не то фыркнула, не то вздохнула, не то выдохнула с кашлем:

— Я не краси…

— Ты — как Натали Портман в две тысячи втором году. Как Натали Портман из фильма «„V“ значит Вендетта».

— Никогда не видела, — сказала я.

— Правда? — спросил он. — Красивая стриженая девушка не признает авторитетов и влюбляется в парня — ходячую проблему. Это, насколько я вижу, прямо твоя автобиография.

Каждый слог флиртовал. Честно говоря, он меня прямо-таки завел. А я и не знала, что меня возбуждают парни, — ну, в реальной жизни.

Мимо прошла маленькая девочка.

— Как дела, Алиса? — спросил он.

Она улыбнулась и промямлила:

— Привет, Огастус.

— «Мемориальные» ребятишки, — объяснил он. «Мемориалом» называлась большая исследовательская клиника. — А ты куда ходишь?

— В детскую, — ответила я неожиданно тонким голосом. Он кивнул. Разговор вроде подошел к концу. — Ну что ж, — начала я, неопределенно кивая на лестницу, выводившую из буквального сердца Иисуса, наклонила тележку на колесики и пошла. Огастус хромал сзади. — Увидимся в следующий раз?

— Обязательно посмотри «„V“ значит Вендетта», — напомнил он.

— Ладно, — согласилась я. — Посмотрю.

— Нет, со мной. У меня дома, — сказал он. — Сейчас.

Я остановилась.

— Я тебя почти не знаю, Огастус Уотерс. А вдруг ты маньяк с топором?

Он кивнул: