Полицейский вышел. Исправник начал потирать руки и его стало подергивать от удовольствия, как куклу на пружинах.
— Ты не знаешь ее? — спросил он меня, продолжая кривляться.
— Кажется, нет, — отвечал я.
— А прелесть что такое! Пойдем, я тебе покажу ее.
Мы вошли в залу. Там дожидалась молоденькая, лет не более 18, женщина или девица, — я не знал ее в то время, — блондинка, с голубыми глазами. Тонкие черты ее нежного, белого и замечательно красивого лица играли лукавым кокетством, и в них не заметно было ни капли теплого чувства. Она старалась казаться печальною; но печаль не могла держаться на этом личике, и так же быстро сменялась улыбкою, как следы пышков на хорошо отполированной стали. Паточка игриво улыбалась при каждом, часто неостроумном, слове исправника.
— Ну, что тебе опять, душенька? — спросил он ее шутливо-ласковым тоном, близко подходя к ней и вперив в нее, по обыкновению, страстный и пронзительный взор.
— А я все, выше высокоблагородие, о муже-то беспокоюсь: не случилось бы, думаю, несчастья какого!
— Полно, полно, душенька! Муж твой коновал: ну, и ушел на промысел… это такое ремесло… зашел куда-нибудь далеко — вот и все! А ты вот уж в третий раз приходишь с объявлением. Я не имею средств, да и не вправе разыскивать и приводить к женам мужей. — Ты, просто, недавно замужем… Давно ли ты вышла?..
— Да вот после Петрова дня год будет.
— Ну, так и есть. А как поживешь с ним года три, так и привыкнешь к отлучкам.
Паточка официально улыбнулась.
— А давно ли он ушел? — спросил я в свою очередь посетительницу.
— Да вот уж неделя. А говорят, как нет человека три дня, так объявлять нужно, — ответила она.
— Ну, ты чрез три дня и объявляла; так чего же больше беспокоиться!.. — сказал исправник.
— А прежде разве он не отлучался? — снова спросил я.
— Нет-с, не отлучался… то есть отлучался, — как будто спохватившись, ответила Паточка… — и дольше хаживал; только все какая-нибудь весть приходила об нем, а нынче — как в воду канул-с!
— Успокойся, выплывет! — заметил исправник. — Сначала он больше о тебе думал, так и посылал о себе известия, а теперь стал равнодушнее: вот и все тут!
— Да и со стороны-то нет вестей, ваше высокоблагородие!
— Это оттого, что сторонние не интересуются твоим мужем: он им не нужен. Для тебя — дело другое. Да придет, придет! Успокойся, и иди с Богом!
Паточка ушла.
— А?.. Какова? — обратился ко мне исправник.
— Очень недурна; только, мне кажется, она отъявленная кокетка.
— Этого-то нам и нужно! Ты ведь следователь-деревенщина: ты думаешь, что она и в самом деле о муже беспокоится?
— Сомневаюсь.
— Ну, так вот то-то же и есть! Ты и не знаешь, что здесь в городе делается: это ведь любовница А.И. Онучинова! Ее и замуж-то насильно выдали; а муж у ней пьяный варвар… ну — коновал! Об нем она не только не думает, а рада бы была, если б он и совсем пропал. Нет, я знаю, зачем она ко мне ходит: понимаешь?
— Догадываюсь. Только как же, если она Онучинова…
— Да я-то не хочу. Да ведь ты сам говоришь, что она кокетка: ларчик просто отпирается…
— Может быть.
— Не может быть, а верно. Я уж эти дела произошел, как у нас говорят. Вот я тебе расскажу какой случай..
Тут исправник рассказал мне одно удивительное происшествие: как он видел во сне одну аристократку; как она его видела тоже во сне; как потом они встретились в Петербурге, на Невском проспекте, и узнали друг друга, и т. д.
Поутру на другой день мне докладывают, что пришла Паточка и желает меня видеть… Я вышел к ней и спросил о причине ее посещения.
— А тоже объявить вашему высокоблагородию о муже.
— Да ведь вы у исправника вчера при мне были?
— Да они все шутят-с. А я боюсь: не случилось бы чего!
— В таком случае вам бы следовало сделать заявление не исправнику у него в квартире… вечером, а в полицейском управлении: там есть книга для записки словесных заявлений…
— Да мне совестно: там все чиновники… знакомые!
— Во всяком случае, вы напрасно беспокоились приходить ко мне… это не мое дело. Разве вы имеете подозрение, что муж ваш умер… не своей смертью?
— Нет, я не подозреваю, а только боюсь… как бы не случилось чего.
— Хорошо-с: я буду иметь в виду ваше заявление. Муж ваш пьет?
— Пьет. Вот от того-то я и сомневаюсь. Сильно зашибается!.. И на руку дерзок… так, думаю, не задел бы кого, а другой ведь и не спустит… пожалуй, уходят где-нибудь, да и концы в воду!..
— Денег он не брал с собой?
— Нет-с. Какие у него деньги!
— Хорошо-с, я с своей стороны буду иметь в виду ваше заявление, — повторил я, желая отвязаться от странной просительницы.
— Покорнейше благодарю, — сказала она и ушла.