Виноватые

А если он захочет детей? Своих детей. Ей что, рожать на старости лет? Ей – сорок. Ему – пятьдесят. Вспоминается американская комедия «Отец невесты». «Мы даже сможем увидеть, как наш ребёнок пойдёт в колледж! Если мы ещё будем видеть…»

Сплошные «а как же?..» и «а если?..» на фоне сумасшедшего, ничем не обоснованного желания немедленно выскочить за этого чёртова чудесного, замечательного Всеволода Алексеевича Северного замуж. Алёна вся тает и млеет, как его видит. Иронизирует, а сама так и смотрела бы на него, открыв рот. Так и шла бы, как крыса за дудочкой Нильса.

Раньше за неимением лучшего она довольствовалась лучшим из имеющегося. Но выбор мужчин для неё всегда – всегда после отца её дочери – был делом очень осознанным, взвешенным. И вовсе не в какой-то там корысти дело – денег у мужчин она никогда не брала. Но первый опыт был настолько… Господи, то когда было?! Давно пора уже забыть… Нет, никогда она не забудет «то, когда». Хорошо, что дочь её – Алёнин фенотипический слепок. Иди-знай, как и что она чувствовала бы, будь Алина похожа на своего отца. Отец – тут слишком громкое слово. Биологического соучастника. Неужели именно он так напугал? Это же маразм – всю жизнь зависеть от чувства боли, страха, чувства обиды… зависеть от сомнений. Уж лучше ещё раз ошибиться! Уж лучше честно ошибаться хотя бы раз в двадцать лет, чем всю жизнь выстраивать безошибочные, но недолговечные комбинации.

Алёна Дмитриевна схватила телефон и набрала Северного.

– Севка, я, скорее всего, выйду за тебя замуж, если ты не хочешь просто так! Но только твоя мама права про поездку. Я выйду за тебя замуж после поездки. Если ты сам не передумаешь. Со мной очень неудобно жить.

– Да, я не хочу «просто так». Я с тобой не могу «просто так». Здравствуй, Алёна. – Всеволод Алексеевич был чуть серьёзен, чуть ироничен. Даже всего лишь голос его успокаивал. Ей становилось тепло и хорошо. Проблемы, ситуации – «а если», «а как же» – уходили и растворялись. Хотелось, чтобы он был рядом. Чтобы сидел рядом и говорил, говорил… – Алёна, можно, я к тебе приеду сейчас? – сдержанно поинтересовался Северный.

– Нет!.. – Алёна Дмитриевна набрала побольше воздуху и выпалила: – Я не хочу, чтобы ты ко мне приезжал, потому что у меня давно не стрижен газон. Потому что давно пора покрасить забор. Потому что надо отрезать кучу сухих веток берёзам и соснам. Потому что вчера сломался колодезный насос и перестал загораться сенсорный фонарь на веранде. Потому что картину уже полгода надо повесить. И потому что женщине очень тяжело жить одной. И потому что женщина, живущая одна, – она и есть настоящий мужчина. А на все эти звонки работникам и специалистам не хватает то времени, то денег, то сил!.. И потому что мне стыдно. И потому что мне очень хочется, чтобы ты приехал. И мне стыдно за то, что стыдно. И за то, что я люблю тебя, кажется, гораздо больше, чем свою no man’s land, и боюсь этой слишком сильной любви. Я думала, что замечательно живу и никто мне не нужен. И что «любовник-любовница» – лучшая форма отношений между мужчиной и женщиной. Женщине это позволяет как можно дольше оставаться в форме. Мужчина дольше любит женщину, которая не мозолит глаза своим неустанным старением, своим нытьём на бытовые и душевные темы. Я настолько втайне от себя мечтала о самой обыкновенной любви и самом обыкновенном браке, проистекающем из подобной любви, что тайна мумифицировалась. Мумифицировалась внутри меня и не беспокоила. А ты – ты стал тем самым пусковым механизмом, и мумифицированная тайна нагноилась и отравила меня. И мне больно! Мне больно, Северный, мне очень больно и страшно!.. – Она даже не замечала, что кричит и плачет.

– Алёнушка, стакан-другой премедикации тебе не повредит, – мягко прервал её Всеволод Алексеевич. – Хирург уже выезжает. Разворачивай операционную! В смысле – стол, постель и газонокосилку. Мы вырежем нагноившуюся тайну, и твоя нежная детская душа больше никогда не будет болеть!

Всё-таки профдеформация имеет место быть! Тот ещё образчик любовной лирики: разговор акушера-гинеколога с судмедэкспертом.

Алёна рассмеялась сквозь слёзы.

– И тебя не будет раздражать стоящая у стеночки картина и перегоревшая лампочка? И то, что у меня из-за этого дурацкого насоса нет горячей воды? Да и холодная – только в вёдрах из того самого колодца через дорогу, которым я пугала Риту?.. Но у меня приличный домик и замечательный интерьер! – в ней проснулась красивая женщина, привыкшая быть во всеоружии.

– Алёна, живи ты в собачьей конуре! Меня ничего не будет раздражать. Я люблю тебя безусловно. Даже если ты не выйдешь за меня замуж, я буду любить тебя, терпеливо, прилежно и смиренно. Я не знаю, почему так получилось, и знать не хочу. Не интересуют ни этиология, ни патогенез. Впервые в жизни не интересуют анализ и логика. Я люблю тебя всю. Люблю навсегда. Говорят, у людей это большая редкость и подавляющее большинство умирают, так и не познав… Ещё говорят: это химия. Об этом все говорят. Пусть говорят. А я – люблю и буду любить…

– Приезжай!

– Уже еду.

– Ты же не знаешь мой адрес!