Виноватые

– Они здесь все такие?..

– Какие, детка?

Съев «детку», прежде так не любимую «детку» (дьявол! уж не понравилось ли ей?), Алёна Дмитриевна попыталась подыскать наиболее подходящее определение «таким».

– Провинциальные, что ли? Работница тебя видит первый раз в жизни и начинает посреди ночи вываливать внутреннюю кухню про разборки хозяйки с сестрой.

– Все люди провинциальны по сути своей, Алёнушка, если ты имела в виду их тягу к сплетням, неколлегиальному поведению и неумению соответствовать занимаемой должности. Мы с тобой тоже такие, иначе не обсуждали бы это сейчас.

– А что это за сестра такая? – продолжила Алёна, разбирая свою сумку и выбрасывая тряпки на кровать, на диван и вообще – куда придётся.

– Солнышко, может, тебе лучше принять душ? – глядя на сотворяемый Алёной Дмитриевной бардак, спросил Северный и, состроив потешную гримасу, присовокупил: – Я сам сложу все вещи! Кстати, тебе нравится этот номер?

– Педант! – рассмеялась Алёна. – Мне очень нравится этот номер.

– Это я его таким придумал, между прочим! – похвастался Северный, подтвердив тезис о том, что все мужчины хвастуны и неважно, сколько им лет и насколько они умны и опытны. – Так ты идёшь в душ?

– Да! После того как приму пятьдесят граммов из большой бутылки, покурю и ты мне расскажешь, что это за сестра такая! – Алёна Дмитриевна не опрокинула тезис о том, что все женщины крайне любопытны, ничего не забывают и в рабстве у своих привычек ничуть не меньше мужчин.

– Ну, идём! Курить лучше на балконе. Маргарита Павловна именует его террасой. И где-то она права. Он не зависает, а покоится на втором этаже, и площадь его тридцать пять квадратных метров – всего на десять метров меньше площади самого номера, и там вполне можно жить в это время года. Вся мебель для этого имеется.

Выпив «за приезд!» и прочее «благополучно добрались!», Всеволод Алексеевич честно рассказал Алёне Дмитриевне, что понятия не имеет, что это за сестра такая, хотя много о ней слышал. И вовсе не от Маргариты Павловны, а от любящей сплетни кухарки Екатерины Фёдоровны, чьи кулинарные изыски госпожа Соловецкая ещё будет иметь возможность оценить и полюбить. Что до самой Маргариты Павловны – она вовсе не сплетница. Но во всём, что касается отношений её с роднёй, он склонен верить кухарке, потому что та разбирается в людях. После чего Северный отправил свою любимую в душ. Практически выпихнул. Был непреклонен. Никаких «по второй», пока она не совершит омовение! Потому как очень хорошо известно, что душ – процедура не столько гигиеническая, сколько очистительно-энергетическая. И ей сразу похорошеет, как только она смоет с себя аэропорты, таможни, хмельных хохлов, таксистов, девочек с ресепшена и прочую суету. Ну а он пока аккуратно развесит и сложит всё сброшенное ею чуть ли не на пол. Ему нетрудно, ему приятно. Нет-нет, его не раздражает, просто ей самой будет не менее приятно, когда всё будет по местам и в порядке. Алёна подозрительно прищурилась – он лишь беззащитно-шутовски пожал плечами, оправдываясь за свой многолетний застарелый педантизм и любовь к порядку в занимаемом им (ими!) пространстве.

И каких-то полчаса спустя они уже сидели на балконе-террасе, любуясь ночной бухтой, и безмятежность обоих была такова, как будто больше никого и нет. И не в густонаселённом улье они, именуемом гостевым домом, а где-то на другой планете, где нет времени, а люди счастливы настолько, что не замечают существования других людей, хотелось бы верить, настолько же счастливых своим, другим счастьем. Спать не хотелось. Ночной воздух, лишённый дневного человеческого морока, был слишком хорош, чтобы сотрясать его словами. Так что они просто сидели в креслах и смотрели на мерцающую воду и огоньки подсвечивающих её яхт.

С первыми признаками рассвета Алёна Дмитриевна почувствовала, что таинство рассеивается. Жаль, но ни одна магия не длится вечно даже в самых прекрасных уголках земли. На нашей планете есть время. Оно есть – и мы ощущаем его течение, точно так же как ощущаем течение воды, потоки ветра и струящийся между пальцев песок. Тактильно.

Алёна встала, прошлась, отряхнулась, взяла со стола тоненький рекламный проспект, брендированный символикой гостевого дома, и зачитала вслух:

– Балаклава административно входит в состав Севастополя, но находится в двенадцати километрах от него. Воспетый Гомером городок раскинулся в небольшой уютной бухте, почти незаметной со стороны моря. В VII–VI веках до нашей эры здесь находились таврские поселения, позднее – греческие. Эллины называли её Сюмболон.