Виноватые

Так ясны эти звуки среди ночной тиши, что мне кажется, будто я иду вместе с ним, хотя до него – я знаю наверное – более целой версты. Но вот он завернул куда-то вбок, в мощёный переулок, или, может быть, присел на скамейку: шаги его смолкли. Тишина. Мрак.

Северный замолчал. Положил в пепельницу истлевший до фильтра окурок. И прикурил новую сигарету.

– Да… Это прекрасно! – только и произнесла Алёна Дмитриевна.

– Вы прослушали отрывок из повести Александра Ивановича Куприна «Листригоны». Цитировалось по изданию Государственного издательства художественной литературы. Москва, 1958 год, – чуть ёрническим тоном сказал он. И тут же стал серьёзен. – Я обязательно привезу тебя сюда в феврале. Обычно я приезжаю сюда именно зимой. И именно за этим – за тишиной. Но я надеюсь, что и сейчас здесь будет прекрасно. Несмотря на многолюдную суматошность. – И он снова изменил тон на несколько шутовской: – Хотя, кажется, ты именно этого и хотела – проверки на «многолюдность» совместного проживания.

– Я похожа на декадентскую девицу? – Северный с удивлением посмотрел на возлюбленную. Она замялась, прикурила и глубоко затянулась. Выдохнув дым, немного помолчала. – Мне кажется, не я одна прячу свою восторженность и глупую способность глубоко эмоционально переживать всякую чепуху под маской циничного непробиваемого броненосца. – Алёна усмехнулась и, чувствуя, что ещё чуть-чуть – и они с Севой, разогретые ночными балаклавскими небесами в обрамлении классики, кинутся друг другу в объятия и начнут нести ту самую – восторженную – чушь, сменила тему: – Наверняка она совсем не такая милая, как ты рассказывал, эта твоя хозяйка гостевого заведения Маргарита Павловна. Уверена, что она коротконогая, коренастая и суетится, суетится, суетится… Три раза об одном и том же переспрашивает!

– Ох, Алёнушка, радость моя, – Всеволод Алексеевич моментально принял её тон и, стряхнув с себя слишком близко подкативший пафос, усадил Соловецкую к себе на колени и улыбнулся. – Я и забыл, что ты женщина. Капризная, красивая женщина. И где-то даже декадентская девица. Ну разумеется, Маргарита Павловна обычно излишне суетится. Как ты догадалась, ни разу её не увидев? Сегодня она подойдёт к нам за завтраком или за обедом – в общем, когда будет на минутку свободна от забот – и трижды уточнит, удобно ли нам, хорошо ли нам, всем ли мы довольны. Но это проистекает вовсе не из-за назойливости, а из искреннего желания угодить. Так что будь хорошей девочкой: трижды же по три раза заверь её, что всё великолепно. Ничто не даётся нам…

– …так дёшево и не ценится так дорого, как вежливость! Права Бензопила – ты ходячий цитатник!.. И не ты один читал Сервантеса! И Куприна, к слову, тоже. Чем сегодня будем заниматься?

– Чем ты только захочешь! Можем весь день в номере проваляться. И даже завтрак сюда заказать.

– Не-е-ет! – Алёна вскочила и заходила взад-вперёд по террасе. – Сегодня я хочу сидеть во всех подряд ресторанчиках, бродить по этой крошечной набережной, сидеть на скамейках, кормить бездомных псов докторской колбасой до отвала, влезть на Генуэзскую крепость и, возможно, поехать в Севастополь или даже Ялту!

– Давай Севастополь и тем более «даже Ялту» отложим на завтра. Сидеть во всех подряд ресторанчиках и бродить по крошечной набережной, а также скамейки, докторская колбаса и крепость – на сегодня этого более чем достаточно, учитывая, что ты так же легко впадаешь в безвременное созерцание, как и в восторженную эйфорию. Мы здесь пробудем долго. Всё успеем. И, к слову, до семи утра ещё есть время на то, чтобы мы успели хотя бы кое-что. Потому что ровно в семь утра раздастся звонок кухарки Фёдоровны. А если я не отвечу, она припрётся лично и будет колошматить в двери, пока я не открою. И лучше ни мне, ни тебе с ней не спорить. На первый раз. Постарайся её обаять – и ты поймёшь, что твои вкусовые рецепторы сорок лет не жили, а прозябали!