Виноватые

Больше всех из-за пропажи маленького Сашки Фирсанова сходила с ума… Лизанька. Даже мать его – первая жена Алексея Васильевича, сына Маргариты Павловны – тихо сидела на кухне у Фёдоровны, и та пыталась влить в заторможенную женщину хотя бы рюмку водки. А Лизанька металась по берегу, как обезумевшая волчица, требуя продолжить поиски.

– Найдите хотя бы тело! – голосила она, чуть не вырывая волосы и расцарапывая себе предплечья. – Что это за поиски?! Организуйте спасательные отряды! Ты, отец называется! – бросалась она с кулаками на Алексея Васильевича, бледного, как полотно. – Это ты во всём виноват! Всё ему разрешал! Ему же всего десять лет! Как можно было? Я никогда не рожу тебе ребёнка! Ты безответственный! Из-за вашего совместного воспитания ребёнок погиб! Бедный Сашенька! Надо найти хотя бы тело! Как же так?! Даже могилки от невинного дитя не останется…

Лизаньку насилу угомонили успокаивающим уколом.

– Кто бы мог подумать?! – удивлялась кухарка Фёдоровна. – Она, оказывается, любила мальца. Никогда не скажешь по поведению, кто из нас чего стоит!

Светлана Павловна всё ещё была в больнице. Маргарита Павловна вечером приехала. Сама. Сама за рулём! Поникшая, бледная, но…

– Господи! Другие бы уже в гроб сыграли после таких событий! А эта!.. – шипела очнувшаяся от дурманного сна Лизанька. – Твоя мать чудовище! Вы все здесь – бездушные чудовища!

Вторя ей, всегда жизнерадостный Кубик заголосил на круглую балаклавскую луну. Маргарита Павловна вышла в ночь к своему псу, и они долго сидели на скамейке во дворе гостевого дома, пока ночное светило – прибежище всех потерянных и беспокойных душ – не затянуло клочкастыми облаками, пришедшими из горного Крыма. Маргарита Павловна вздохнула, погладила верного пса и вернулась в свою квартиру, где она проверила список дел на завтра. У прораба опять закончились очередные стройматериалы. Петра Павловича будут хоронить в Москве. Надо заняться вопросами транспортировки тела. Это справки, бумажки, прочая логистика. Бамбук… Шумит бамбук… Маргарита Павловна нервно хохотнула. Можно положить на известный мотив «Шумел бамбук». Светка всё ещё в больнице. Пока можно оставить бамбук шуметь. Проклятый бамбук. Растёт, разрывая все самые крепкие путы. Кажется, где-то она читала или слышала, что есть такая пытка. Человека укладывают на прорастающий молодой бамбук. Для ростков бамбука не существует преград. Ему плевать, что поверх него человек. Ростки бамбука совершенно спокойно протыкают человеческую плоть. Человек умирает медленно и долго. А росткам бамбука – плевать. Бамбук не ведает категорий добра и зла. У бамбука нет нравственного чувства. На то он и бамбук. Пускай пошумит, пока Светка в больнице.

Около двух часов ночи, тщательно прибрав и без того безукоризненно чистую квартиру, Маргарита Павловна подошла к телефону и набрала номер мансарды.

– Всеволод Алексеевич, это я. Можете ко мне спуститься, как договаривались.

За завтраком в пустом банкетном зале ковыряли вилками в безупречных кулинарных творениях кухарки немногочисленные оставшиеся постояльцы и оставшаяся в живых родня Маргариты Павловны. Алёна предпочитала завтракать в мансарде. Всеволод Алексеевич пил кофе в компании Фёдоровны.

– Вы точно запомнили, что надо будет сделать? В точности! Если всё будет так, как я сказал, вы…

– Всеволод Алексеевич, ты меня дурной-то не считай! Я, может, и не слишком образованная, но что касается ума… Знаешь, как моя бабка говорила? Не умеешь читать – пользуйся мозгами!

– Ваша бабка просто-таки Ошо![13]

– Ещё то шо была моя бабка, царствие ей небесное! Так меня жизнь научила мозгами мало-мальски пользоваться! Я, что правда, не совсем понимаю, зачем я должна это сделать, но раз ты просишь…

В этот момент в кухню вошёл полковник Шекерханов, и Северный незаметно для него прижал палец к губам.

– Александр Иваныч, позавтракаешь? – спросила Фёдоровна начальника севастопольского уголовного розыска.

– Кто ж от твоей стряпни по доброй воле отказывается?.. Всеволод Алексеевич, я протрубил общий сбор во время ужина, как ты и просил. Я, правда, не совсем понимаю зачем. Но я тебе доверяю.

– Как минимум два человека мне доверяют! – рассмеялся Северный. – Уже неплохой результат.

– Ну не скромничай! Тебе доверяет гораздо больше народу! – умилилась Фёдоровна. – Мне только кажется, что баба твоя тебе не совсем доверяет.

– У вас, Екатерина Фёдоровна, глаз – алмаз! – отшутился Всеволод Алексеевич.

– Ты чего смутился? Господи, полжизни прожил, а туда же – смущается! Баб у тебя наверняка много было, Всеволод Алексеевич, только, похоже, ты так и не понял: не надо, чтобы баба тебе доверяла; надо, чтобы она тебя любила.

– Фёдоровна, книгу не хочешь написать? – буркнул полковник, получая порцию своего любимого луфарика.

– Кулинарную? Так их уже за меня пишут. Я тебе и древняя китайская кухня, и «Секреты моей итальянской бабушки», и «Пятьсот блюд из рыбы от ирландских мореходов»; у меня даже каляки-маляки от шеф-поваров столичных и заграничных ресторанов есть!