Виновник торжества

— Совсем без головы, надо же, так спешила, что добро свое растеряла и не заметила. А сумочка-то дорогая. Я б свою убила за такое. Правда, моя Леночка ночами не шляется. Спит себе в постели, умница моя, поэтому и учится на отлично.

Анна Андреевна знала, в чей огород камешек, но промолчала. Что тут скажешь, если Галя полностью права. Пока умница Леночка спит, гадина Танька шляется по субботам с подружками в компьютерный клуб. А потом жалуется матери, что, когда ни пройдет ночью с подругами под балконом тети Гали, та вечно стоит на своем наблюдательном пункте и зырит осуждающе.

— И когда она спит?! — возмущалась Танька. — Мы в четыре часа ночи бегали за водой в палатку, она стоит, смотрит. В шесть утра возвращаемся домой, она тут как тут. Что ей неймется?

Вызвали лифт, и пока он спускался, соседки составляли план дальнейших действий.

— Начнут выступать, я им пистолет в морду! — с горящими глазами заявила Анна Андреевна.

— Сначала постараемся убедить, что во дворе сотня соседей готовы разнести их логово в клочья, а мы — самые спокойные их представители. Скажем: мы пришли к вам с миром! — высокопарно проговорила соседка. И сама себе удивилась: — Что это я?

Лифт наконец спустился, двери открылись, и соседка взвизгнула, отшатнувшись в ужасе:

— Боже мой… Что с ней?!

На полу лифта полулежала девушка, привалившись спиной к стенке. Растерзанная одежда прикрывала ее тело, на лицо упали длинные волосы. Туфли на высоких каблуках валялись в разных углах. Женщины оцепенели, не зная, что делать дальше. Послышался звук подъезжающей машины, дверь подъезда распахнулась, и ввалились трое милиционеров, о чем-то весело переговариваясь. Дружно протопали к лифту, и один из них обратился к остолбеневшим женщинам:

— Вы милицию вызывали?

Не дождавшись ответа, он заглянул в лифт и присвистнул:

— Ничего себе… А говорили — музыка громкая, веселье… Вот тебе и веселье. — Пощупал у девушки пульс, окинул быстрым взглядом кабину лифта и буднично обратился к остальным: — Криминалистов надо вызывать.

Повернулся к застывшим в ужасе женщинам:

— В лифт не заходили?

Те дружно замотали головами.

— Молодцы. Следы не затоптали. Ну, кто из вас в состоянии говорить?

Когда Анна Андреевна вернулась наконец-то домой, часы показывали начало пятого утра. Находясь в почти невменяемом состоянии от пережитого, она вбежала в Танькину комнату, бросилась к ней и стала осыпать ее лицо поцелуями, приговаривая:

— Все, паразитка такая, никаких тебе ночных гуляний, никаких компьютерных клубов, убоище ты мое!

Танька едва продрала глаза и, взглянув на часы, заорала:

— Я бы еще три часа могла поспать! А ты меня будишь среди ночи и всякие гадости говоришь! Прямо с утра настроение испортила, мне теперь и в школу идти неохота!

— Спи, моя радость, спи, солнышко, ненаглядная моя! — Стала гладить ее по голове безумная мамаша, кляня себя за то, что совершенно не умеет воспитывать свою длинноногую кобылку, которой по виду все восемнадцать, а умишко — как у десятилетней. Танька захихикала, зачмокала губами и тут же мощно захрапела. Счастливое свойство юности — мгновенно засыпать, невзирая на любые огорчения. В детской спала пятилетняя Манюня, чистый ангел, которая неизвестно еще во что вырастет. Внешне абсолютная копия своего отца — не дай бог унаследует его натуру. Одна в их семье такая уже есть. «Тогда повешусь!» — утешила себя Анна Андреевна и рухнула в свою сиротскую постель как подкошенная, и только начала подсчитывать, сколько осталось поспать, как провалилась в глубокий сон, где, к счастью, уже ничего не снилось.

С утра Турецкий вспомнил, что обещал Ирке сюрприз, и записал в свой ежедневник на каждой страничке для памяти одно кодовое слово — «сюрприз». Чтобы не расслабляться и в очередной раз не разочаровывать жену, а то мало ли что ей взбредет в голову от обиды. Она женщина видная, мужики вокруг нее так и вьются, гады, так и норовят ее заманить. Вдруг кто-то ей окажет больше внимания, чем законный супруг, а она и поведется, падкая на лесть и любые знаки внимания… Он закрыл блокнот и мысли его сразу перенеслись ко вчерашнему разговору с Виктором. Турецкий полночи просидел над следственными материалами и понял, что дело зашло в тупик. Хотя оно и не так безнадежно, как стало уже казаться Гоголеву. Пока он брился, приводил себя в порядок, тщательно чистил ботинки, в голове прокручивались идеи, которые он тут же заносил в блокнот. У Турецкого было счастливое свойство: даже если накануне он засыпал с головной болью от нерешенных вопросов, с утра у него всегда была ясная голова и лучшие решения приходили к нему именно по утрам.

Он энергично взбежал по ступенькам Управления внутренних дел, с удовольствием ощущая напряжение мышц своих длинных тренированных ног, пересек коридор и постучал в дверь кабинета Гоголева. Оттуда донеслось:

— Войдите!

Турецкий зашел и по озабоченному выражению лица Гоголева понял: что-то случилось. Вместо приветствия Гоголев угрюмо изрек:

— Накаркали мы с тобой вчера, Саша.

— Неужто опять объявился маньяк? — огорчился Турецкий, присаживаясь на стул.