Виновник торжества

А когда в военруке однажды взыграла кровь и он завел шашни в соседнем садовом товариществе с какой-то молодкой, к которой к тому же ездил на купленном Крауз мотоцикле, разгневанная Людмила Михайловна отлучила его и от дачи, и от дома, и мотоцикл отняла. Ботинки он заносил к той поре так, что она на них уже не позарилась. Весь педколлектив был свидетелем семейной драмы, результат которой во всей красе отразился на лице Крауз: ее глаза в любой момент могли наполниться слезами, и еще не факт, что она умела совладать с ними в ответственный момент, например на уроке. Губы она стала красить так небрежно, что помада всегда оставалась на зубах, и в те редкие моменты, когда она улыбалась, становилось немного страшновато. «Улыбка вампира», — однажды сказала шепотом на ушко Але молодая учительница химии Таня Стеблева, и обе понимающе переглянулись, пытаясь скрыть улыбки.

Дело вроде было житейское, но бедный военрук Петренко загремел в психушку. Никто не знал, как он там оказался, но когда через два дня бесплодных поисков его все-таки обнаружили в психбольнице, все разом успокоились. Мужик под присмотром, слава богу, могло закончиться гораздо хуже. Все-таки он сразу лишился всего — и уютного дома, и дачи, и мотоцикла, и самой Крауз, да и молодки тоже. Попробуй смирись с такими лишениями. К счастью, разумом он повредился не окончательно. Когда Аля по своей душевной доброте пришла навестить коллегу и его выпустили под ее ответственность в небольшой садик при больнице, он, сидя на солнышке и жмурясь от удовольствия, вполне разумно распоряжался:

— Скажи секретарше Фатиме, чтобы мою зарплату тебе отдала. Ты тогда долги мои раздай, а на что останется яблок мне купи. Витамины мне нужны. Я переживаю, у меня нервное потрясение.

Аля посидела у него с полчасика, посокрушалась о его горькой судьбе и ушла, чувствуя на себе взгляды многочисленных психов, которые бродили вокруг них кругами и с завистью посматривали на Петренко. «Думают, что я его девушка», — догадалась она и порадовалась, что их с военруком ничего не связывает, кроме ее чувства сострадания ко всякому несчастному.

Из чувства же сострадания она еще какое-то время ходила в гости к Людмиле Михайловне, и та даже кормила ее вполне сносными обедами. Но все равно с мамиными обедами им было не сравниться. Увы — мама была далеко. Они с отцом на три года уехали в Монголию на заработки, и Аля только в письмах могла пожаловаться маме на 5 А…

Тамара прервала грустные мысли Али и вернула ее к суровым будням.

— Представляешь, завтра детсад на карантин закрывают, а у меня уроки. Что делать с Вовкой, не знаю. Жорик в плавании, Сашка сам на улице гоняет как оглашенный, Вовка за ним не поспевает.

— У меня тоже завтра три урока — первый, третий и пятый.

— Ну тебе и расписание составила завуч!

— Всем не угодишь, — Аля относилась к лишениям такого рода стоически. Конечно, Крауз расписание ставили поудобнее — три первых урока подряд, или последние без всяких «окон», а ей, как самой молодой и безответной, выпадало самое неудобное время.

Тамара посидела в кресле, о чем-то думая, и решительно встала.

— Пойду к директрисе, пусть что-нибудь придумает. Не могу же я Вовку одного оставлять. Они у меня вчера за два часа чуть кухню не спалили.

— Да ты что?

— Правду говорю. Сашка решил на плите костер развести, поджег охапку газет, а когда они разгорелись — испугался. Стал их сбрасывать под кухонный столик. Прихожу — весь столик в копоти. Говорю: «Чья работа?» Сразу рассказал, спасибо, хоть не врет. Вовка в жизни бы не признался. Спрашиваю: «А тушил кто?» Говорят, оба тушили. Кран, слава богу, рядом, так они стаканами заливали. Все убрали, мусор вынесли, а столик помыть не догадались. И как их оставлять одних? Сейчас соседка присматривает, а завтра она не сможет, сама к внукам едет…

Тамара вышла, Аля села за стол и стала проверять сочинения 10 Б класса. Надя Денисова, как всегда, несла полную чушь, зато Ваня Онышко написал замечательное сочинение о поэзии Рубцова. Аля лишний раз порадовалась, что ей так повезло с этим классом. Добрая половина учеников читала книги, и не просто какие-нибудь дешевые детективы или что-то в стиле «фэнтэзи», а серьезную литературу, которую они любили обсуждать сообща на ее уроках. Остальные учителя-словесники завидовали ей, потому что читающих среди учеников было крайне мало. Прошло минут пять, и Тамара, приоткрыв дверь, поманила Алю пальцем:

— Пошли, Марина Евгеньевна зовет.

Директриса сидела за небольшим изящным столом, к нему примыкал длинный стол, за которым обычно рассаживались учителя, когда собирались на педсоветы. За спиной директрисы висели, как теперь это водится, большие иконы.

— Альбина Георгиевна, — официально обратилась она к Але. — У меня к вам просьба: если мы вам поменяем на завтра расписание, чтобы с утра были три урока подряд, вы не смогли бы присмотреть за детьми Тамары Леонидовны?

— Пожалуйста, — обрадовалась Аля. — Я Тамариных детей знаю хорошо, не раз у них бывала.