— Да, если она надевает этот свитер, это значит, что у нее на шее синяки.
Мальчик по-прежнему смотрел на адвоката через рамку из пальцев.
— Синяки? — переспросил Дэниел.
Тогда Себастьян положил руки себе на горло и принялся сжимать его, пока у него не покраснело лицо.
— Себ, прекрати.
Дэниел мягко потянул мальчика за локоть.
Себастьян с хохотом откинулся к стене и спросил:
— Испугались?
Он улыбнулся так широко, что Дэниел увидел у него во рту брешь на месте выпавшего молочного зуба.
— Я не хочу, чтобы ты себе навредил, — сказал Дэниел.
— Нет, я просто решил вам показать.
Мальчик вернулся за стол. Вид у него был уставший и задумчивый.
— Иногда, — сказал Себ, — когда она его раздражает, он сжимает ей горло. От этого можно умереть, вы знаете? Если сжать слишком сильно.
— Ты говоришь про маму и папу?
Послышался лязг отпираемого замка. Себастьян перегнулся через стол, прикрыл рот рукой и прошептал:
— Если вы оттянете воротник ее свитера, то увидите сами.
Шарлотта принесла сэндвичи, и, пока она распаковывала еду и напитки, Дэниел поймал себя на том, что рассматривает ее пристальнее, чем обычно. Он посмотрел на Себастьяна, который выбирал сэндвич, и вспомнил его слова: «Лучше, когда я дома». Дэниела вдруг снова охватило сочувствие к мальчику. Он помнил собственную мать и мужские лапищи на ее горле. Он помнил, в каком был отчаянии, когда его оторвали от нее и он не мог ее защитить. Это толкало его на ужасные поступки.
12
Рано утром Дэниел пошел в курятник.
Ударили первые осенние заморозки, и пальцы у него сводило от холода. Он сонно вдохнул запах помета — охлажденный морозом, но согретый перьями и соломой. Минни спала. Когда он спускался по лестнице, до него донесся ее храп, заглушавший звук будильника. В гостиной на пианино валялся опрокинутый стакан. Его содержимое засохло на дереве белым пятном, как большой волдырь.
Она спала как бревно, а он был на улице, аккуратно выполняя свою работу. Его охватило странное чувство — обездоленности, одиночества, жестокости. Он был словно сокол, которого однажды увидел по дороге в школу: устроившись на столбе, тот сосредоточенно рвал на части мышь-полевку.
Дэниел не знал, где его мать. Ему казалось, что ее у него украли.
Он взял теплое коричневое яйцо и уже почти собирался положить его в картонный поднос, который Минни, как обычно, оставила для него на кухонном столе. Ладонью Дэниел чувствовал твердость скорлупы. Ладонь знала, что яйцо беззащитно, что внутри прячется желток — замерший в развитии цыпленок.
Не желая ничего плохого, а только для того, чтобы почувствовать острые края раздавленной скорлупы и растекающийся белок, Дэниел надавил на яйцо, и оно лопнуло. Желток потек по его пальцам, будто кровь.
Внезапно в затылке и пояснице полыхнул жар. Одно за другим Дэниел брал яйца и давил их. С кончиков пальцев закапали на солому прозрачные следы его маленького преступления.
Словно протестуя, куры гневно закудахтали и бросились врассыпную. Дэниел пнул одну из них, но она взлетела перед его лицом, бешено хлопая рыжими крыльями. С пальцами, липкими от яиц, Дэниел бросился к курице, придавил ее к земле и улыбнулся, видя, как она забилась под его весом. Присев на колени, он наблюдал, как птица клохтала и спотыкалась, нарезая круги и волоча сломанное крыло. Ее клюв страдальчески открывался и закрывался.
Дэниел подождал секунду, тяжело дыша. Вдруг от пронзительного куриного крика волоски у него на руках встали дыбом. Медленно и методично, как он обычно сворачивал носки, Дэниел попытался оторвать у курицы крыло. В конце концов распахнутый клюв с исступленно высунутым языком привели его в полное смятение, и он сломал ей шею. Навалился на курицу и потянул за голову, отрывая от тела.
Жертва затихла, глаза-бусинки налились кровью.
Выходя из загона, Дэниел споткнулся. Он упал на локти и коснулся лицом руки, испачканной в куриной крови. Поднявшись, он зашагал в дом с окровавленной щекой и налипшими на кроссовки и ладони перьями убитой птицы.
Когда он вошел в дом, Минни уже проснулась и наполняла чайник. Она стояла к нему спиной, грязный халат свисал до лодыжек. Работало радио, и она напевала в такт звучавшей песенке. Первой мыслью Дэниела было промчаться вверх по лестнице в ванную, но его будто пригвоздило к полу. Ему хотелось, чтобы она повернулась и увидела его замаранным в собственной жестокости.
— Что случилось? — спросила Минни с улыбкой, обернувшись к нему.
Может быть, его выдало перо, приставшее к кроссовке, или размазанный по щеке яркий желток вперемешку с куриной кровью. Минни поджала губы и бросилась мимо него во двор. Через заднюю дверь он видел, как она стояла у входа в сарай, прикрыв рот рукой.