Винс и Джой

Она посмотрела в его большие нежные глаза, до последней капли прочувствовала его нервную, искреннюю любовь и поняла, что может дать только один ответ.

– Да, – сказала она, – Конечно, люблю.

Она не представляла, что можно ответить «нет».

Они проводили долгие часы на его односпальной кровати, целуясь и лаская друг друга. Джой не нравилось, когда он засовывал ей в рот свой скользкий язык или вонзал свои обкусанные ногти в ее тело. Когда ласки начали перемещаться под одежду, а потом и под нижнее белье, они стали нравиться Джой все меньше и меньше. Но она никогда ему не отказывала. Одним дождливым вечером она даже позволила ему засунуть свою руку в штаны и положить ее на липкие яйца. Но она понятия не имела, что делать дальше, а Кирен впал от волнения в глубокий ступор, поэтому она обхватывала их со всем энтузиазмом, на который была способна, пока не почувствовала, что пора убрать руку и положить ее на какое-нибудь менее интимное место.

Джой позволяла Кирену себя трогать не из жалости. Не из благородных намерений. И не из страха. И не из благодарности. Она позволяла ему это просто-напросто потому, что не считала, что у нее есть право отказать. Если бы она в какой-то момент сказала Кирену «нет», это значило бы, что она считает себя в чем-то лучше него. И хотя любой с первого взгляда определил бы, что Кирен объективно не дотягивает до уровня Джой, а ее родители не скрывали отвращения к благонамеренному, но неприятному молодому человеку при одной мысли о том, что он может хоть пальцем тронуть их драгоценную, нежную девочку, Джой ничего этого не видела. В ней не было ничего особенного, и она не имела права отказывать людям в их сокровенных желаниях.

К счастью для Джой, Кирен никогда не просил ее девственности. Он столь же ценил ее девственность, сколько сама Джой ею тяготилась. Он взял ее за руку, а глаза его наполнились слезами, когда Джой сообщила ему, что у нее еще ни с кем не было секса. По убеждениям Кирена, девственность Джой была таким бесценным сокровищем, что на него не имел права посягать никто в мире, а уж тем более он сам.

Они расстались через два года. Джой больше не смогла выносить бесконечные часы бесплодных, бессмысленных ласк на узкой кровати и поняла, что покончить с этим можно, только разорвав отношения. Он так рыдал, что у него в носу запузырились сопли, но в остальном повел себя достойно. Через неделю он принес ей на день рождения мягкого медведя и желтые цветы, и больше она его не видела.

В первый день учебы в подготовительном колледже Миранда, одна из школьных задир, проявила к Джой внезапное расположение. Она одаривала Джой сигаретами, травкой и маленькими синими таблеточками, пока одним осенним вечером, спустя два месяца со дня начала их дружбы, когда они смотрели закат, сидя у окружного Лондонского шоссе и попивая бурбон, Миранда внезапно повалила Джой на траву и сунула ей в рот свой язык.

Джой позволила ей исследовать свой рот и контуры зубов, и Миранда была в восторге. Она даже позволила Миранде задрать свою футболку и облизать соски, но ни одна из них не имела понятия, что делать дальше. Их дружба сошла на нет, когда Миранда встретила на каникулах взрослую лесбиянку, которая научила ее всему, что нужно, и Джой с тех пор оставалась совершенно нетронутой.

Джой не очень представляла, что такое секс или страсть. За свои почти восемнадцать лет она не встретила никого, с кем ей хотелось бы заняться сексом, никогда не чувствовала возбуждения или покалывания в низу живота. Сама мысль о том, что кто-то может в нее проникнуть, казалась ей чуждой – словно целиком проглотить вареное яйцо, или протянуть из одного уха в другое леску. Она влюблялась в поп-звезд и актеров и в недостижимых мальчиков из соседней престижной школы, но она никогда не испытывала настоящего сексуального влечения.

До этого момента.

Она наблюдала, как Винс идет к ней через паб, неся в руках две пинты светлого пива. Ей нравились его густые, светло-каштановые волосы, ниспадающие мягкими волнистыми прядями спереди и коротко подстриженные по бокам и сзади. На нем была черная футболка, заправленная в черные суконные брюки. Крепкая, гладкая шея, широкие, сильные плечи. В красивых, больших ладонях пивные кружки казались хрупкими. Он был человеком, с которым она хотела бы потерять девственность. С места в карьер. Прямо так.

– Итак, – сказала она, задержав дыхание, когда он сел рядом, – расскажи про шрамы.

Да, и еще одно насчет этого Винса – с ним она легко могла говорить о чем угодно.

Он улыбнулся и провел по ним пальцами.

– Ааа, – протянул он, – шрамы. Ты правда хочешь знать?

– Ага, – кивнула она.

– Хорошо. У меня была операция. Год назад. У меня из челюсти вынули кусок кости, вставили спицы, все такое.

– Ничего себе. Зачем?

Винс пожал плечами.

– Чтобы избавить меня от уродства.

Джой рассмеялась.

– В смысле – «от уродства»?