Винтовая лестница

Тут очень важен ход поэтического "доказательства" новой реальности, когда Метаметафора, дойдя до расслоенных пространств зрительной перспективы, находит уже знакомую нам по началу главы расслоенную семантику в слове "форма". Сначала, вывернувшись наизнанку, корень слова "морфема" дает корень для слова "форма": морф - форм, а затем на их стыке возникает некая замораживающая привычную боль семантика слова "морфий".

Тебя надо увешать каким-то набором морфем

(В ослепительной форме осы заблудившийся морфий),

Чтоб узнали тебя, каждый раз в соответственной форме,

Обладатели тел.

Взгляд вернулся к начальной строке.

Интересно, что и у А. Парщикова анаграммное выворачивание появляется в момент взрыва от небытия, нуля, "вакуума" до наивысшей точки кипения жизни - "Аввакума":

Трепетал воздух,

Примиряя нас с вакуумом,

Аввакума с Никоном.

"Аввакум" - "вакуум" - две вывернутые взаимопротивоположные реальности, как Никон и Аввакум.

В 1978 году мне удалось впервые представить Парщикова, Еременко и Жданова на вечере в Каминном зале ЦДРИ. Зрители - в основном студенты Литинститута.

Парщиков прочел "Угольную элегию". Там знакомый мотив - Иосиф в глубине колодца. Выход из штольни к небу сквозь слои антрацита и темноту вычерчен детским взором к небу:

Подземелье висит на фонарном лучике, отцентрированном, как сигнал в наушнике.

В рассекаемых глыбах - древние звери, подключенные шерстью к начальной вере.

И углем по углю на стенке штольни я вывел в потемках клубок узора что получилось, и это что-то, не разбуженное долбежом отбора, убежало вспыхнувшей паутинкой к выходу, и выше и... вспомни: к стаду дитя приближается,

и в новинку путь и движение

ока к небу.

Мне кажется, в этом стихотворении есть и биографические мотивы. Все мы чувствовали себя словно погребенными в какой-то глубокой штольне. Где-то там, в бездонной вышине, за тысячами слоев и напластований наш потенциальный читатель, но как пробиться к нему?

Долгое время я был едва ли не единственным благожелательным критиком трех поэтов.

Однако после вечера в ЦДРИ лед потихоньку тронулся. Прошло пять лет, и вот уже Иван Жданов дарит мне сборник "Портрет" с шутливой надписью: "Константину Кедрову - организатору и вдохновителю всех наших побед. 1983 г., январь".

Победа действительно была, хотя не было у неё никаких организаторов.

Останься, боль в иголке!

Останься, ветер, в челке

Пугливого коня!

Останься, мир снаружи, стань лучше или хуже, но не входи в меня!

Пусть я войду в иголку, но что мне в этом толку?

В ней заточенья нет.

Я стану ветром в челке

И там, внутри иголки, как в низенькой светелке, войду в погасший свет, сведу себя на нет...

Но, преклонив колена в предощущенье плена, иголку в стоге сена мне не найти.

Только не подумайте, что путь сквозь игольное ушко в мироздание и возвращение обратно в поисках той же иголки в стоге сена прочерчен Ждановым вед каким-то влиянием статей о метакоде и разговоров о Метаметафоре. Это стихотворение написано до встречи со мной. Метакод и Метаметафора не выдумка теоретика, а живая реальность сегодняшней поэзии.

Так облекла литая скорлупа его бессмертный выдох, что казалось внутри него уже не начиналась и не кончалась звездная толпа.

Жданов - поэт трагичный. Он словно прошел вместе с карамазовским грешником биллионы лет по вселенной, изведал всю её пустоту.

Иуда плачет - быть беде!

Опережая скорбь Христа,

Он тянется к своей звезде

И чувствует: она пуста.

Метаметафора, конечно, несводима к современной и сказочной космологии. Хотя в космосе пройдены далеко не все ступени небесной лестницы, но даже небольшой отрезок пути преобразил изнутри поэзию.

Какой-то метафизический озноб проходит по сердцу, когда читаешь такие строки:

Потомок гидравлической Арахиы, персидской дратвой он сшивает стены, бросает шахматную доску на пол.

Собачий воздух лает в погребенье.

От внешней крови обмирает вопль.

(И. Жданов)

"Внешняя кровь" - это выворачивание, обретение новых "расслоенных пространств" в привычном "зеркальном кубе" нашего мира.

Один знакомый математик сказал мне однажды:

- Когда я читаю нынешнюю печатную поэзию, всегда преследует мысль, до чего же примитивны эти стихи по сравнению с теорией относительности, а вот о вашей поэзии я этого сказать не могу.

Под словом "ваша" он подразумевал поэтов Метаметафоры. Само слово "Метаметафора" возникло в моем сознании после термина "метакод". Я видел тонкую лунную нить между двумя понятиями.

Дальше пошли истолкования.

- Метаметафора - это метафора в квадрате?

- Нет, приставка "мета" означает "после".

- Значит, после обычной метафоры, вслед за ней возникает Метаметафора?

- Совсем не то. Есть физика и есть метафизика - область потустороннего, запредельного, метаметафорического.

- Метагалактика - это все галактики, метавселенная - это все вселенные, значит, Метаметафора - это вселенское зрение.

- Метаметафора - это поэтическое отражение вселенского метакода...