Винтовая лестница

В общем, взломщик удрал, конюшня сгорела дотла. Толпа веселилась, видя, как догорают бревна, а добровольцы-пожарные поливали из садового шланга горящие доски. Хэлси и Алекс обыскали в доме каждый уголок на первом этаже, но никого не нашли.

То, что мне все это не пригрезилось, доказывало разбитое окно и опрокинутое кресло. Пробраться на второй этаж неизвестный практически не мог. Он не мог воспользоваться большой лестницей, из восточного крыла на второй этаж пройти было невозможно, а в западном крыле Лидди стояла у окна, рядом с которым находилась лестница для прислуги. Но в эту ночь спать мы не ложились. К поискам присоединились Сэм Боханнон и Уорнер. Было осмотрено все до последнего шкафа, даже подвал. Но безрезультатно. Во входной двери восточного крыла осталась дырка от моей пули. Сама пуля застряла в перилах крыльца. Красные пятна на крыльце свидетельствовали о том, что она достигла цели.

— Кто-то теперь будет хромать, — заметил Хэлси, установив направление пули. — Пуля могла попасть только в ногу.

С тех пор я внимательно разглядывала каждого мужчину, попадавшегося на глаза, пытаясь установить, не хромает ли он. Но в Казанове не было хромых мужчин. Хромал только стрелочник, но он, как мне сказали, был без двух ног и ходил на протезах. Итак, наш взломщик исчез, а вместо конюшни в Солнечном лежала груда дымившихся черных бревен. Уорнер клялся, что это был поджог, а так как одновременно была предпринята попытка проникнуть в дом, его утверждение не вызывало никаких сомнений.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Если бы Хэлси с самого начала рассказал мне обо всем, дело это можно было бы раскрыть гораздо легче. Если бы он был откровенен в отношении Джона Бейли и на следующий день после пожара поделился бы со мной своими подозрениями, нам не пришлось бы переживать эти ужасные дни, когда мальчик был в опасности. Но молодежь не желает считаться с опытом старших, и старшие часто страдают из-за этого.

На следующий день после пожара я чувствовала себя отвратительно, и Гертруда решила, что мне следует развлечься. Машина наша была не на ходу, а лошади отправлены из Солнечного на ферму. Поэтому Гертруда наняла в Казанове коляску, и мы поехали покататься. Когда мы выехали на главную дорогу, нам навстречу попалась незнакомая женщина. У ее ног стоял маленький чемодан, женщина внимательно разглядывала наш дом. Я вряд ли обратила бы на нее внимание, если бы не ее лицо. Оно было обезображено оспой.

— Господи, — воскликнула Гертруда, — какое ужасное лицо! Вперед, Флендерс!

— Флендерс? — спросила я. — Эту лошадь зовут Флендерс?

— Совершенно верно, — ответила Гертруда, поторапливая лошадь прикосновением кнута. — Это не извозчичья лошадь. Хозяин сказал, что купил ее у Армстронгов, когда те приобрели пару автомобилей. Молодец, Флендерс! Хорошая девочка!

Флендерс, конечно, было странным именем для лошади. Но тут вдруг я вспомнила, что дети в Ричфилде тоже называли свою маленькую игрушечную лошадку Флендерс. Я задумалась.

По моей просьбе Хэлси сообщил о пожаре агенту, через которого мы сняли этот дом. Он позвонил также мистеру Джеймисону и довольно сдержанно рассказал ему о ночных событиях. Детектив обещал вечером приехать и привезти с собой еще одного человека. Я не сочла нужным сообщить о случившемся миссис Армстронг, которая жила в деревне. Без сомнения, она уже знала о пожаре, и, в связи с моим отказом освободить дом, наша беседа с ней была бы довольно неприятной. Но когда мы проезжали мимо зелено-белого дома доктора Уолкера, я кое-что вспомнила.

— Остановись, Гертруда. Я выйду.

— Хочешь повидать Луизу?

— Нет, хочу что-то спросить у молодого доктора Уолкера.

Ее одолевало любопытство, я это поняла, но у меня не было времени объяснять ей свои намерения. Пройдя к дому по дорожке, я увидела на двери медную табличку с именем доктора и вошла. В приемной было пусто, но из кабинета слышались голоса, которые нельзя было назвать дружественными.

— Это возмутительно, — услышала я.

Доктор стал что-то объяснять спокойным тоном. Но у меня не было времени слушать эти споры доктора с пациентом, касающиеся, возможно, платы за услуги, и я громко кашлянула. Голоса смолкли. Где-то хлопнула дверь, и доктор вышел в приемную. Он удивился, увидев меня.

— Добрый день, доктор, — сказала я официальным тоном. — Не буду вас задерживать. Я хотела задать вам всего один вопрос.

— Садитесь, пожалуйста.

— Благодарю, я постою. Доктор, не обращался ли к вам кто-нибудь сегодня рано утром или днем; с пулевым ранением?

— Нет, ничего подобного не было. Подумать только, пулевое ранение! Ну и делишки творятся у вас в Солнечном!

— Разве я сказала что-то о Солнечном? Но это действительно произошло там. Если кто-нибудь придет к вам с таким ранением, не будете ли вы так любезны, позвонить мне?

— Непременно сделаю это. Насколько мне известно, у вас был пожар. Пожар и стрельба. Не слишком ли много событий для такого спокойного места?

— Да, место в самом деле спокойное. У нас, как на базаре, — заметила я и повернулась, чтобы уйти.

— И все же вы продолжаете жить там?