Винтовая лестница

— Теперь они попались! Попались! — Казалось, он кричит мне это прямо в ухо.

Несмотря на физическую и нравственную усталость, проснулась я рано. Лежала в кровати и думала. И снова вопросы мучили меня. Кто такой Алекс? Я больше не верила, что он садовник. Кто был тот человек, которого похоронили вместо Пола Армстронга? Вернее, привезли из Калифорнии в заколоченном гробу… И где же тогда сам мистер Армстронг, президент Торгового банка? Возможно, живет сейчас преспокойненько в какой-нибудь стране на украденные из банка деньги. Знают ли Луиза и ее мать об этом постыдном обмане? Что было известно Томасу и миссис Уотсон? И кто такая эта Нина Каррингтон?

На последний вопрос, как мне показалось, ответ был найден. Эта женщина каким-то образом узнала обо всем и пыталась шантажировать или доктора, или Фанни Армстронг. Но все, что она знала, умерло вместе с ней. Однако она успела рассказать об этом Хэлси, и тот от такой новости едва не рехнулся. Ему стало ясно, что Луиза выходит замуж за доктора Уолкера именно потому, чтобы не раскрылась эта позорная тайна, думая, конечно, о своей матери. И Хэлси, недолго думая, не понимая, чем это может ему грозить, тотчас же отправился к доктору Уолкеру и все ему высказал. Они поругались, и он направился на станцию, чтобы встретить мистера Джеймисона и все рассказать ему. Доктор — человек очень активный — вместе с Риггсом, который не был таким уж щепетильным до ссоры со своим хозяином, отправились к насыпи у железной дороги и, внезапно появившись на дороге перед машиной, заставили Хэлси резко свернуть в сторону. Что было потом, известно.

Такова была моя версия. В общем-то, я оказалась недалека от истины в своих толкованиях событий.

В то утро я получила телеграмму:

«ХЭЛСИ ПРИШЕЛ В СЕБЯ, ПОПРАВЛЯЕТСЯ. БУДЕМ ДОМА ЧЕРЕЗ ДЕНЬ-ДВА. ГЕРТРУДА».

Так начался тот день, четверг. Как сказал мистер Джеймисон, сети уже расставлены. Но мы не предполагали тогда, что в эти сети попадусь именно я и едва не погибну.

Прочитав телеграмму, я еще некоторое время лежала в кровати, разглядывая стены. Где же может находиться этот чертов тайник? Уже взошло солнце и залило веселым светом мою спальню. Да, днем Солнечное вполне отвечало своему названию. Я никогда больше не видела такого пронизанного солнцем уютного и веселого дома. Много света и солнца. А где-то за красивыми обоями находился тайник, из-за которого мы пережили столько тревожных ночей.

Я решила днем измерить все комнаты и дом снаружи, чтобы определить расстояние между наружными и внутренними стенами. Я старалась вспомнить, что точно было написано на листке бумаги, который показывал мне мистер Джеймисон.

Там было слово «камин». Это единственная улика. А в таком большом доме, как Солнечное, каминов было множество. Открытый камин в моем будуаре… В спальнях каминов не было. Еще было слово «труба»… И вдруг я вскочила. Кладовая! Она находилась как раз над моей головой. И там был камин. Открытый камин — и именно с кирпичной трубой!

Я стала внимательно рассматривать стену. В ней не было дымохода. Дымоходов не было и в холле на первом этаже под спальней. Как я уже говорила, дом отапливался батареями. В гостиной тоже был огромный камин, но он находился в западной половине дома.

Для чего, зачем в кладовке были и батареи, и камин? Обычно архитекторы довольно разумно составляют план дома. Через четверть часа я уже была наверху с портновским сантиметром в руках, пытаясь оправдать мнение мистера Джеймисона о моей персоне, будто я умная. Я решила ничего не рассказывать ему до тех пор, пока не добуду доказательств своей правоты. Дыру в кладовке между трубой и внешней стеной не заделали, и она зияла, как и прежде. Я осмотрела ее внимательно, но не узнала ничего нового. Однако расстояние между кирпичной стеной и внутренней стеной из дранки и штукатурки приобрело теперь новое значение. Через дыру была видна только одна сторона трубы, и я решила узнать, что же находится по другую сторону камина.

В то утро Лидди отправилась в город за покупками, мне просто повезло. У меня не было инструментов, но я нашла садовые ножницы, топорик и начала работать. Штукатурка отходила довольно легко. С дранкой было хуже. Я просто измучилась, покуда топорик наконец не пробил стену и не рухнул вниз. Я вздрогнула от этого звука — будто прозвучал выстрел, — и поглядела на свою ладонь, на которой набухал волдырь. Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. На шум ведь могла примчаться ватага слуг и детективов. Но ночное дежурство кончилось, дом мирно спал, никто не появился. Ножницами я стала расширять дыру, дрожащей рукой зажгла свечу и поднесла ее к темному проему. Увы, я увидела такое же пространство, как и по другую сторону трубы, и ничего более, и была ужасно разочарована.