Вёшенское восстание

На Хопре 5-я повстанческая дивизия вела бои с Заамурским полком и красными казаками, но без особых результатов. Правда, в хуторе Калинине казаки окружили конную разведку Московского полка и Кумылженскую дружину. Красные прорвались, потеряв убитыми 17 разведчиков, 14 красных казаков и обоих командиров – конной разведки и дружины.

На Дону весь день шла переправа беженцев на левый берег. 1-я дивизия прикрывала эту переправу.

Основные бои развернулись на правом берегу Дона. Эксвойска 8-й армии заняли уже хутора Меркуловский и Ольшанский. Навстречу им, вверх по Дону наступали части 9-й армии, они заняли хутор Нижне-Кривской. Узкая полоска берега, забитая повстанческими обозами и беженцами, неумолимо сжималась с обеих сторон. С юга, из района Каргинская – Кружилинский, рвалась к Дону бригада 33-й дивизии. 1-я повстанческая дивизия Ермакова еле удерживала позиции, отбрасывая кубанцев конными атаками, давая своим «дедам» и домочадцам время переправиться, перегнать через Дон гурты скота.

Во второй половине дня хлынул дождь, дороги развезло, и наступление красных приостановилось.

Повстанческое командование решило воспользоваться этим и беспрепятственно отвести войска на левый берег. В 8 часов вечера был отдан приказ начальнику 1-й дивизии, соблюдая тишину и сохраняя полное спокойствие в частях, под прикрытием разъездов отойти «на уровень 2-й дивизии и бригады».

В полночь 2-я дивизия и бригада начали переправу. 1-я дивизия получила приказ все это время быть в арьергарде, переправу начать в 5 утра 19 мая (1 июня) и закончить за полтора часа. После переправы частям надлежало занять позиции: Отдельной бригаде – станица Букановская – хутор Красноярский включительно; 1-й дивизии – хутор Красноярский – хутор Чигонацкий включительно; 2-й дивизии – хутор Чигонацкий – река Песковатка. В полдень 19 мая (1 июня) начдивам и комбригу быть в штабе у Кудинова[423].

Каждый полк получил рубежи обороны. Так, Мигулинский пеший полк получил приказ в ночь на 20 мая (2 июня) занять позиции по Дону «от Прорвы до Быстряка».

Поздним вечером 31 мая после сильного дождя конные сотни 1-й дивизии во главе с начдивом Ермаковым собрались на бугре возле хутора Ясеновки.

Куда идти?.. Подобные вопросы в дивизии все еще решались на митингах. На приказы Кудинова здесь чихали. Кубанская бригада напирала так, что было ясно – Дон красноармейцев не остановит. Поэтому многие казаки склонялись к мысли воспользоваться темнотой и прорываться на соединение к Секретеву. Но где Секретев, не знал никто, и решено было, согласно приказу, уходить за Дон.

В хуторе Токине распределились, где какая сотня переправляется, и в темноте стали строиться, чтоб идти к Дону. Здесь же была токинская сотня, и когда отряд тронулся к переправам, весь хутор вышел провожать его. В темной безлунной ночи слышались стоны и женский плач. «Отряд молчит, как немой», – вспоминал очевидец.

Арьергардная коньковская сотня Боковского полка переправлялась у хутора Нижний Громок. Хуторской атаман («председатель») приготовил семь лодок и дедов-гребцов. Седла и шинели казаки положили в лодки. Сами с лошадьми переправлялись вплавь. Три коня не пошли в воду, их бросили на берегу. Поплыли… В темноте натолкнулись на обрывистый левый берег и, влекомые течением, проплыли еще сажен 50 вдоль обрыва, ища пологий спуск, где можно выбраться.

На заре вся арьергардная сотня – 280 человек – завершила переправу.

Правый берег Дона был очищен повстанцами.

В ходе отступления с 15 по 18 (28–31) мая казаки только перед фронтом экспедиционных войск 9-й армии потеряли 700 человек.

19 мая (1 июня). Экспедиционные войска, громя запоздавшие обозы беженцев и расстреливая затесавшихся среди них одиночных повстанцев, лавиной захлестнули донской берег напротив станицы Вёшенской.

Позволю себе в качестве отступления рассказ, записанный в хуторе Белогорка.

– Отец у меня был гармонист, песельник. Где гуляют, там он первый! Последнюю копейку спустит. Мы с матерью кобылу запрягаем, едем, подберем его, в сани положим. Мать кричит (плачет. – А.В.), я кричу… А он лежит, на небо смотрит и в гармонь играет. И братья старшие в него были, гармонисты. Мы как на ту сторону отступали…

– А чего вы туда отступали?

– Дак красные ж… Как придут, лошадей забирают. В глаза им пальцами ширяют: не слепая? Там с ними нацмены какие-то… Мы тринадцать дней на той стороне сидели. Прямо в окопах всем семейством. Только мы переправились, вот они – красные! Как зачали по нас через Дон стрелять, листочки молоденькие пулями так и рвут. Как дадут, как дадут с той стороны, так листья кружатся, нам на головы падают… А брат мой сидит в окопе и в гармонь играет – красных дражнит. Играл-играл, а потом говорит мне: “Возьми, Наташа, котелок, сходи в Дон, почерпни воды. Чай пить будем…”»