Вёшенское восстание

Однако сам по себе факт работы штаба уже не мог изменить положения на фронте. Конные сотни 28-го полка разложились окончательно. Казаки кричали, что им надо идти на соединение к своей кадровой пехоте (т. е. в Вёшенскую), приказания офицеров не исполняли. Командир полка Сергеенков сидел в станице Мигулинской, самовольно продлив себе отпуск. Заместитель его, войсковой старшина Филиппов, завершил свой рапорт командованию словами: «Я совершенно измучился и нравственно, и физически». 16 января конные сотни полка самовольно перешли границу области и расположились в пограничных донских хуторах. Вёшенский и Слащевский полки, боевой состав которых к тому времени достигал всего 200 шашек, последовали за 28-м («Другие уходят, а мы остаемся, надо и нам уходить»).

Итак, разложившиеся полки верхнедонских казаков выполнили первую часть намеченной программы – с территории «русской» ушли на территорию «донскую». Теперь от них следовало ждать переговоров с предложениями мира.

С бегством белого командования из Вёшенской Фомин даже растерялся поначалу. Но местные большевики (на всю станицу их нашлось лишь двое – гимназист Чепуркин, которого все почему-то принимали за студента, и один из учителей гимназии) воспрянули духом. По их настоянию казаки 28-го полка заняли все учреждения. Офицеров без бумаг от 28-го полка из станицы не выпускали.

18 января в станице собрался запланированный сбор и окружное совещание членов Круга. На совещании занимались в основном личными дрязгами. Чтобы не допустить к власти явившегося из Еланской Алферова, Дронов и его сторонники устроили перевыборы окружного атамана Усачева, который как поехал в Казанскую уговаривать фронтовиков, так и канул. «Бремя власти» возложили на помощника окружного атамана, т. е. на Дронова. Заявившегося на совещание Фомина осадили несколькими едкими вопросами. Пришедшие с Фоминым вооруженные казаки в полемику не вступали, молча всматривались в лица записных краснобаев, будто бы запоминали. Члены Круга струхнули и поспешили разъехаться.

Приехавшие на станичный сбор из хуторов старики вели себя уклончиво. Яростные выступления Фомина и его адъютанта красноармейца Кароля, направленные против офицеров, встретили внешне сочувственно, но и только.

В конце концов представители от хуторов под председательством станичного атамана и в присутствии трех членов станичного правления заслушали казаков 28-го полка «по поводу оставления ими фронта» и вынесли приговор: «1) Просить казаков 28-го Донского казачьего пехотного полка послать теперь же из своего полка делегацию на Северный фронт для переговоров по поводу перемирия с красными. Кроме того, послать делегацию по этому вопросу в Красную гвардию. 2) Немедленно упразднить полевой суд. 3) Упразднить милицию. 4) Привлечь к несению гарнизонной службы к 28-му Донскому казачьему пешему полку 2-ю и 3-ю пешие сотни. 5) Границы Донской области впредь до выяснения о перемирии с красными открытыми не оставлять. 6) Карательные отряды упразднить…»[24]. Эти пункты постановления, построенные несколько вразнобой, подписали 33 выборных (согласные с казаками 28-го полка), всего же на сборе присутствовало 111 выборных, 40 человек вообще проигнорировали сбор и не явились.

Итак, 22 % присутствовавших на сборе высказались за перемирие с красными и упразднение органов красновской военной диктатуры, 52 % выборных воздержались, но противоположного постановления не вынесли, 26 % на сбор не явились. Подобное разделение голосов почти полностью совпадает с классовым расслоением казачества юго-востока России.

Приговор не имел законной силы, его подписали меньше половины выборных, но фоминцев это не остановило. Тотчас же были выбраны делегаты и посланы на фронт и в соседние станицы сказать, чтоб казаки «отошли на свою границу и начали переговоры о мире».

«Ну, гляди, герой, не сегодня – завтра приедет в Вёшки Краснов, он тебе покажет», – проворчал, уходя с площади, один старик. Но Краснова Фомин особо не боялся. Он немедленно послал гонца в Казанский полк, именем революции требуя помощи против немецкого наймита Краснова, приезд которого ожидается. Казанцы знали, что с Красновым шутки плохи, и дружно взялись за оружие, приготовились обороняться.

Петр Николаевич Краснов собирался провезти союзников по Северному фронту, побывать 15 января в Алексеевской, 16-го в Урюпинской (устроить смотр гундоровцам и стрелковой бригаде Моллера). Тревожные вести из Вёшенской задержали его, и он решил посетить станицу Каргинскую, где, согласно донесению Иванова, ныне находился штаб фронта. Иванова в Каргинской застать не удалось. Он не смог наскрести в станице достаточно сил для подавления мятежа, плюнул на все и уехал в Новочеркасск «для личного доклада атаману». По дороге они разминулись.