Вира Кровью

Опрос о потерях принёс страшный ответ: «Злой… Трёхсотый, тяжёлый. Отходит уже».

Прибежал, увидел, понял всё с первого взгляда. Пуля с КПВТ прошивает кирпичную стену. С человеческим телом она способна сотворить страшные вещи. Вот и Юрка… Плечо у него было просто вырвано, растерзано, всё в обильной крови и обломках костей. При таких ранах нельзя сделать уже ничего. Никакая перевязка не поможет, тем более, когда разорван и верхний отдел лёгкого.

Алексей рухнул на колени, прижался щекой к колючей и начавшей уже холодеть щеке друга. Юрка, Юрка, как же так! Ну на хрена ты поднялся! Да вся эта колонна не стоит одной твоей жизни! Тем более что разгромлена она была уже по-любому, и не один, так другой снаряд артиллерии добил бы этот поганый бэтр!

И это он, Алексей, виновен в его гибели! Это он не рассчитал правильно количество и порядок следования укропской колонны, из-за чего её зад оказался не затронут в начале боя и сумел, успел сорганизоваться!

И у Юрки уже не спросишь, зачем он поднялся в окопе. Ну, то есть ясно — зачем. Но на фига, Юрка-а? Дался он тебе, проклятый!

И тебе уже не вставишь за излишнюю браваду… Всегда ты таким был, всегда храбрость твоя перевешивала расчёт, всегда тебя одёргивать приходилось. Ты был равнодушен к смерти, и вот она, получается, в конце концов взревновала. Пришла забрать тебя в свой мрачный угол… Чтобы уже не выпускать никогда…

Ушёл Юрка Семёнов, позывной Злой. Ушёл друг и брат, который первым когда-то встретил его на «нуле», ввёл в здешние дела и расклады. Ушёл, пал за други своя, пал за справедливость, за людей. Но зачем, зачем это нужно кому-то — забирать жизни таких людей, как Юрка!

Алексей встал, закрыл глаза руками, не заметив даже, что ладони его в Юркиной крови. Затем вытер их машинально, попутно вспоминая, что он тут — командир, и бой его ещё не закончен.

— Так, — сказал он хрипло, на краю голоса. Произносилось это короткое слово как-то немыслимо долго. — Осмотреть поле боя. Все документы, карты, прочее нужное сносить сюда. Уцелевших и раненых… Если ВСУшники какие есть — отводить и относить в сторону. Вон, к зелёнке. Уцелевшие укропы пускай помогают. «Айдаровцев» — кончать контролем. Всё ясно?

Подавленные и мрачные ребята вразнобой, но подтвердили, что приказ ясен и будет исполнен.

— И осторожно, мужики, — дополнил Алексей. — Ежели кто дёргаться там будет — стреляйте сразу, не ждите. Тут уже по фиг — нацик он или обычный солдат. Нужны только бумаги, а не они сами. И побыстрее, в темпе вальса. Думаю, не позднее чем через час укропы уже здесь будут. Куляб, на тебе охранение и наблюдение, выдели человека. Ежели техника какая уцелела — минируйте, чем есть. Пару джипов только оставьте, если будут. Отъедем на них потом, докуда почва позволит. Всё, бегом, исполнять.

А сам он пошёл к бэтру-убийце. Что-то манило его к этой машине. Хотелось посмотреть на тех людей, что убили его Юрку.

Ведьмак, взявший на себя что-то вроде передового охранения у своего подавленного командира и уже успевший доскакать до бэтра и осмотреть его, встретил Алексея словами:

— Трое убитых, один живой. Откинуло взрывом, то ли из люка выбросило…

Буран подошёл к лежащему на земле раненому укропу. Тот следил за его приближением со страхом, но в то же время и со злобой. По шевронам судя — «айдаровец».

Алексей вытащил пистолет, не отрывая взгляда от нациста.

Глаза того наполнялись ужасом по мере того, как он осознавал, что сейчас произойдёт, Лицо стремительно обсушалось, как бывает при осознании близящейся неминуемой смерти. «Печать ангела». Но это у людей. А у этих зверюг, палачей и карателей, которым пришло заслуженное воздаяние? Печать дьявола?

— Четверо убитых, — ощерившись, произнёс Буран.

И разрядил пистолет прямо в ту печать…

* * *

На фоне гибели Юрки он тогда с неожиданным равнодушием встретил сообщение, что в одном из передовых джипов, расстрелянных группой Куляба, обнаружились важные птички. И среди них — некто Кирилл Вызуб, заместитель командира роты. А ребятам известно, что это лицо, очень интересующее их командира.

«Густо пошли», — равнодушно отозвалось что-то в мозгу. На днях — Молодченко, теперь вот Гром.

Кирилл Вызуб, кличка Гром. Убийца отца. Западенец из Волыни, ярый нацист с руками по локоть в крови, причём в основном — в крови гражданских, которых захватывали и убивали за «связь с сепаратистами».

— Живой? — безразлично спросил Буран. Допросить бы надо, знает много. С другой стороны, начнёшь допрашивать, — так надо будет его к Мишкиным друзьям волочить, радовать. А не хотелось бы. Это означало бы — спасти жизнь гаду. А Кравченко тогда, летом, над могилой отца поклялся покарать всех его убийц. И если с Лысым и Молодченко доля компромисса ещё была возможна — там всё же прямого убийства не было, а сложилось сцепление разных обстоятельств, — то тех, кто убил отца, валить надо безвариантно.

Впрочем, приданный Кулябу ради передачи опыта Дядя Боря, который и принёс эту хорошую — в другой бы обстановке — весть, разрешил проблему одним словом:

— Убитый.