Вираж бытия

— Извини Михаил Васильевич. Я как-то даже и не подумал, что Владимир Ильич вас с этим ознакомил… Проверим конечно! Да вот прямо сейчас и проверим! Если будет удобно, то вместе. Так даже будет лучше. Бери своих бойцов и поехали. А я своих прихвачу из тех, что не станет болтать. И скажи еще — у тебя к лаборатории № 12 интерес обычный, или по делу?

— Да бес его знает? Так-то она мне даром не интересна. Разве что в плане противоядий. Если конечно, Казаков над ними работает. Но мне нужно военную разведку создавать. И военную контрразведку. Заново. Царская то была хуже некуда. Немцы и англичане с французами у нас тут чувствовали себя лучше, чем в санатории. И знали о наших войсках порой больше, чем наши собственные генералы. А мы о них и о их планах почти ничего не ведали.

— Еще одну службу безопасности?

— Военная разведка — это военная разведка. Они с политической находятся в разных плоскостях в силу специфики. С контрразведкой аналогично. Они друг друга не заменят никогда. И конкурировать не будут, ибо разными вещами занимаются. Совсем. Сфера их интересов сводится к военно-промышленным объектам, войскам и их перемещениям, укреплениям, складам, мостам, железнодорожным узлам, портам и прочему подобному. Что у нас, что там. Без этих сведений грамотно планировать военные операции попросту невозможно. Политическая же служба безопасности такими вещами если и интересуется, то постольку-поскольку. Не ее профиль. И вот для работы этих новых служб мне, в перспективе, могут потребоваться яды.

— Хорошо. Ладно. Это все потом. А пока поищем — кто и когда отравой интересовался.

С этими словами они поднялись и отправились по автомобилям.

Нарком при этом с трудом сдерживал улыбку.

Ибо в свое время ему на глаза попадалась статейка, из которой знал, что Казаков был трусом. Жутким. Паталогическим. И Ягода действительно к нему заходил за ядами. За разными для своих делишек. Что потом и всплыло, при аресте его Ежовым. Так что этот визит вежливости был почти верным доказательством вины Генриха, позволяя «повесить» на него и Зиновьева. Косвенным доказательством. Но и его представлялось достаточным…

[1] Почему революционер/бунтовщик уголовник? Потому что сознательно совершает преступления (в рамках действующего законодательство), которые можно квалифицировать как уголовное. Почему беспредельщик? Потому что не придерживается никаких блатных норм и неписанных правил уголовного мира. Из-за чего, кстати, большевики и отмечали уголовников как «классово близких».

Глава 8

1926 год, 26 июня, Подмосковье

12 мая Фрунзе дал разгон деятелям, что мешали изготовлению сварного корпуса танка. На словах. На следующий день — по линии Дзержинского натравил на них бойцов ОГПУ. Дескать, саботируют. А потом еще и по линии Зиновьева все это «сдобрил».

Поэтому дело завертелось.

Прямо ураганом.

Новый танк не трогал никто, дав «творческому коллективу» спокойно работать при полном содействии. Все что угодно в любом количестве. Так что работа «пошла» так шустро, словно ее парочка голодных тираннозавров догоняла.

Фрунзе вообще старался сочетать многофакторные способы воздействия. И сам производства инспектировал внезапными «набегами», и Дзержинского привлекал, и прессу, и разные административные инструменты. Так в газете «Правда», которая стала его рупором в эти месяцы, он регулярно публиковал различные статьи и заметки. Через которые широко и под нужным углом освещал нужные темы. Благодаря всей этой многопрофильной и многоплановой возне ему удалось за несколько месяцев установить на всех военных предприятиях новые правила.

Пришел пьяным? Поставили прогул и отправили домой — трезветь. Ибо пускать «пьяное чудовище» к дорогостоящему оборудованию попросту опасно — испортит.

Сломал оснастку или станок? На каждом предприятии уже был созданы комиссии из самых опытных и квалифицированных рабочих. Выборных. Которые определяли — нарочно сломал или так получилось. И если нарочно, то виновнику сначала делили выговор, потом штрафовали, а потом выгоняли с «волчьим билетом», запрещающим трудится рабочим на любом производстве. Почему «волчьим»? Потому что такой рабочий объявлялся если не «контрой», то пособником контрреволюции уж точно.

И так далее.

Михаил Васильевич знал, что в 1942 году Иосиф Виссарионович «включил» так называемые мобилизационные принципы. При которых вводилась строгая личная ответственность за брак, порчу оборудования и так далее. И это сходу дало прирост производительности труда втрое.