Вираж бытия

Зато теперь любому можно было заткнуть рот, в случае если станет о чем-то там возмущаться. Да и опыт такой разведки был крайне важен. Михаилу Васильевичу очень хотелось понять — справятся ли ребята или нет.

Справились.

На троечку.

Но даже это — хлеб. Ибо ожидания у него были куда скромнее.

И вот, ближе к вечеру, когда уставший нарком отошел чуть в сторонку, к нему приблизился Лев Давыдович Троцкий. Он также входил в комиссию. И теперь, видимо, намеревался о чем-то с наркомом поговорить.

— Выслуживаешься? — тихо спросил он.

Фрунзе к нему повернулся. Попытался найти на лице хотя бы тень улыбки. Потом огляделся — не подслушивает ли кто его. И произнес:

— Просто пытаюсь выжить.

— В каком смысле? — удивился сбитый с толку таким ответом Троцкий.

— Ты ведь знаешь, что по Москве ходят слухи, будто бы ты меня хотел убить. Там. На операционном столе. Точнее твой человек.

— Вздор!

— Вздор. Но вот беда — Владимир Николаевич Розанов, который хирург, является полным тезкой Владимира Николаевича Розанова, который… не ты знаешь. Но разве толпе это объяснишь?

— К чему ты клонишь?

— Само покушение на убийство совершал анестезиолог, Алексей Дмитриевич Очкин. Он, кстати, пропал. Что ты про него знаешь?

— Ничего.

— А зря. В годы Гражданской он служил главным врачом хирургического госпиталя в 1-ой Конной армии Буденного. Интересно?

— … - Троцкий грязно выругался.

— Ты слишком невнимателен к людям. — вяло улыбнулся Фрунзе. — Я был тоже невнимателен. Ты ведь помнишь — Иосиф настаивал на операции. Говорил, что это важно и нужно. Не так ли?

— Конечно.

— И поставил анестезиологом своего человека. И… внезапно, этот человек совершает грубую ошибку, которую врачи трактовали как покушение на убийство. Он ведь опытный специалист. Он не мог так ошибиться.

— Он человек не Сталина, а Буденного.

— А чей человек Буденный? — повел бровью Фрунзе. — Но да это ладно. Это спорно. Но посмотри дальше. Мою супругу на следующий день после операции застрелили. Инсценировав самоубийство. Довольно грубо. Кто это сделал — не ясно. Однако следствие отнеслось к вопросу крайне халатно. И это следствие курировал Генрих Ягода, который после смерти Свердлова «прислонился» к Сталину, чтобы сохранить свое положение. Как ты видишь — прямых доказательств у меня нет, но косвенные…

— А то нападение бандитов?

— Концы в воду. Телефонистки не смогли вспомнить кто куда звонил. Хотя факты звонков подтвердили. А обыск на конспиративной квартире ничего не дал. Выживший же при нападении уголовник через две недели после этого был застрелен при попытке бегства. Впрочем, в процессе мне удалось выяснить, что Ягода врал Феликсу про расследование убийства моей жены. Что я дескать приходил и орал, пытаясь давить на следствие. Но опять-таки — это косвенные доказательства.

— А Буденный не мог действовать самостоятельно?

— Зачем ему это? — усмехнулся Фрунзе. — Сталин поставил моим замом Ворошилова. И, судя по всему, хотел меня убить, обвинив в этом тебя. Прямых доказательств бы у него не имелось, но и слухов в таких делах достаточно, чтобы ты не смог бы вернуться на должность наркома.

— … - вновь процедил Троцкий очень грязное ругательство, теперь уже на идише.

— Робеспьер, — мягко улыбнувшись, поправил его Фрунзе. — Революция входит в стадию Директории. И у нас уже появился свой Робеспьер, который станет бороться любыми способами со своими политическими противниками. Поэтому я и ответил тебе — я пытаюсь выжить.

— Робеспьер, говоришь? — нахмурился Троцкий.

— Именно так. Он всех пугает бонапартистским переворотом. То тебя ставя во главе его, то меня. Но на самом деле сам рвется к власти. Стремясь утвердить Новую Директорию и задушить Республику. Пока он слишком слаб, то будет действовать скрытно. Через вот таких людей, как Очкин и Ягода. Позже же, если он уберет с политической арены Республики таких людей как ты, как я, как Зиновьев, как Дзержинский, то перейдет к открытому террору. Без гильотины. Гильотина нынче не в моде. Банальные расстрелы и рвы в качестве братских могил намного проще и функциональнее. Так что я бы на твоем месте очень сильно поднял бдительность. Свалить тебя — это его ближайшая задача.

— Не удивлен.

— И не только тебя. Я бы и Зиновьева предупредил, и других товарищей, но я под постоянным наблюдением. Под слежкой. Даже о нашем этом разговоре ему донесут. Вон как Ворошилов пристально на нас смотри. Поэтому, если тебе не сложно, когда мы закончим, изобрази раздраженное лицо и ругайся на меня сквозь зубы. Можно также, на идише. Но чтобы ни у кого лишних сомнений не возникло. Ибо если он узнает и испугается, то начнет действовать очень грубо и решительно. Ведь на кону его власть и жизнь.

— А что ставишь на кон ты? Что хочешь ты?

— Как и ты — победы мировой революции. Поэтому и стараюсь нашу армию как можно скорее перевооружить и поставить на профессиональные рельсы…

Фрунзе говорил Троцкому то, что тот хотел услышать. Точно также, как и Сталину.