Вираж бытия

«Где я? Кто я? Что я?» – начало пульсировать у него в голове с яркими паническими нотками.

Несколько мгновений спустя, словно бы в ответ на запрос, в голове стали всплывать сведения. Вроде как воспоминания о том, что он Михаил Васильевич Фрунзе 1885 года рождения, 2 февраля, если по новому стилю. И ему на текущий момент сорок лет. А следом пошли сплошной чередой картинки из детства. Родители, иные родичи, друзья-приятели, соседи и прочие. При этом он продолжал четко осознавал себя человеком, который прожил долгую и насыщенную жизнь во второй половине XX – начале XXI веков. Хуже того. Где он настоящий, а где галлюцинации – он понять не мог…

И в этот момент в палату стремительным шагом вошел какой-то мужчина в белом халате с небольшой свитой подобным же образом одетых людей. Эта компания и застала мужчину, сидящего на постели в одиночной палате, свесив ноги и ошарашенно оглядывающегося.

– Ну-с, Михаил Васильевич, как вы себя чувствуете?

– Какой сейчас год? – отозвался обновленный Фрунзе, проигнорировав адресованный ему вопрос.

– С утра был одна тысяча девятьсот двадцать пятый.

– А день-месяц?

– Первое ноября. Вы не помните?

– Мне показалось, что я был без сознания целую вечность, – дернув подбородком, ответил Фрунзе. А у самого от нервного напряжения и волнения сердце так энергично застучало, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. На лбу выступил пот. Дыхание же стало дерганным, сиплым.

Он прикрыл глаза и откинулся на спинку кровати. Скрипнули пружины.

Железная кровать эта была крепка и вполне удобна для сна. Особенно если на нее положить нормальный матрац. Однако скрипела она безбожно. Ну и не отличалась монументальной устойчивостью. Из-за чего Фрунзе невольно хмыкнул, представив какой аккомпанемент эта вся конструкция обеспечивает любовным утехам. Что особенно было актуально в период расцвета коммунальных квартир и высокой плотности заселения. Правда этот нервный смешок врач расценил по-своему:

– Михаил Васильевич, вы себя хорошо чувствуете?

– Я думал, что умираю… что умер…

– Думали?

– Я далеко не сразу потерял сознание.

– Ясно… – недовольно поморщился врач.

Мужчина же не понимал, мерещится ему все это или нет.

Прекрасный уровень образования даже по меркам XXI века, дополненный широким кругозором и обширным жизненным опытом, не позволял рационально объяснить ситуацию. Во всяком случае в хоть каком-то научном поле. Ведь сознание человека фиксируется в его мозге и выражено в сложной вязи нейронных связей. Во всяком случае так принято считать и иное не доказано. А тут и память чужая есть, и своя личность никуда не делась, и обстановка непонятная, и этот человек утверждает, будто сейчас конец 1925 года…

Странно.

Строго говоря единственным разумным объяснением было то, что ему все это кажется. То есть, либо сон, либо тяжелая форма психического расстройства. Да, как правило, больные в таких случаях не осознают свои проблемы со здоровьем. Но мало ли? В таких вопросах всегда есть варианты.

Все эти мысли пронеслись в голове у Михаила Васильевича буквально за несколько секунд. И параллельно всплыли сведения о том, что в оригинальной истории Фрунзе убили. Аккурат на операционном столе в конце 1925 года. В прошлой жизни касался как-то этого вопроса. Вдумчиво.

«А тут он выжил. Или еще нет? Или уже не он? А кто? Безумие какое-то…»

В общем, пару секунд поколебавшись, он принял решение не только отождествлять себя с Фрунзе, но и полноценно сыграть эту партию, раз уж судьба подкинула ему такой вариант. Даже если это все галлюцинации, то это ничего не меняло. Ему ведь тут жить, в этом выдуманном мире… или сне. А если это все явь, то и тем более. Кроме того, отбрасывая условности, интересная ведь партия получается. Тот самый упущенный шанс, о котором он последние годы так сожалел…

– Что произошло в операционной? – собравшись, как можно более твердо и решительно спросил обновленный Фрунзе.

– Боюсь, что я не могу вам сейчас это рассказывать. Вы сильно взволнованы, и я не хочу причинить вам больше вреда.

– ЧТО ПРОИЗОШЛО В ОПЕРАЦИОННОЙ?! – прорычал Фрунзе вставая, а глаза его так сверкнули, что врач со своей свитой отшатнулись.

– Анестезиолог совершил ошибку, из-за которой вы некоторое время были в состоянии клинической смерти[2].

– Ошибку? Что он делал?!

– Сначала он применил эфир, но вы никак не засыпали. Потом он решил использовать хлороформ. Однако дозировку при этом не уменьшил. Переживал очень. Вот и…

– Убил меня.

– Нет, что вы!

– Сколько я был в состоянии клинической смерти?

– Недолго.

– Сколько?

– Три минуты, почти четыре. – несколько нервно произнес врач.

– Мы уже почти потеряли надежды вас спасти, – заметил молодой мужчина из-за его спины, – как вдруг вас свело судорогой, выгнуло дугой, и вы задышали. И сердце забилось.

– Чудо не иначе, – добавила уже не молодая медсестра откуда-то из задних рядов. – Никогда такого не видела.

– Сколько я отходил от наркоза?

– Почти сутки. – честно ответил врач, недовольно скосившись на своих коллег. Их комментарии явно не выглядели уместными, но противиться и затыкать им рот он не посмел.