Виргинцы. Книга 2

Наша ли в том вина, если во время представления мистер Ламберт позволял себе отпускать шутки и тем нарушать торжественность минуты? Как хорошо известно каждому, кто читал трагедию, вначале герои ее занимаются тем, что дают всевозможные объяснения. Леди Рандолф объясняет, почему она так грустна. Она вышла замуж за лорда Рандолфа несколько поздновато, признается леди, и от его светлости не укрылось, что покойный любовник все еще владеет ее сердцем, а супруг вынужден довольствоваться теми унылыми второстепенными знаками расположения, которыми она еще способна его удостоить. Вследствие этого вторжение в Шотландию датчан не столько возмущает, сколько взбадривает милорда, который бросается навстречу врагу и забывает о семейных неурядицах. Добро пожаловать, викинги и скандинавы! Дуй, Борей, надувай паруса, гони корабли завоевателей к берегам Шотландии! Рандолф вместе с другими героями будет на берегу, чтобы оказать врагу достойный прием! Не успевает его милость скрыться за рощей, как леди Рандолф начинает излагать наперснице кое-какие события своей молодости. Суть в том, что она уже была однажды тайно обвенчана, и — странно подумать — на заре юности потеряла мужа! В холодной утробе земли покоится супруг ее юных лет, а где-то в пучине океана — их ребенок!

До этого момента мистер Ламберт внимал всему с величайшей серьезностью, так же как и его юные спутники, но когда леди Рандолф принялась восклицать: "Увы мне! Наследственный порок — причина всех моих несчастий!" — генерал толкнул Джорджа Уорингтона в бок и скорчил такую забавную рожу, что молодой человек не выдержал и расхохотался.

С этой минуты чары развеялись. Оба джентльмена продолжали теперь отпускать шутки до конца представления и очень веселились, вызывая возмущение своих спутников, а возможно, и зрителей в соседних ложах. Молодой Дуглас по моде того времени был облачен в белый шелк с прорезями на рукавах и на бедрах, и когда мистер Барри появился на сцене в этом потешном костюме, генерал поклялся, что в точности такое одеяние носили шотландские стрелки во время последней войны. Гвардия Претендента, заявил он, вся носила белые атласные штаны с прорезями и красные сапоги… "Только этот свой наряд они оставили дома, моя дорогая", — добавил наш шутник. После чего он при содействии Джорджа уже не оставил камня на камне от возвышенного творения мистера Хоума. Что касается Гарри, тот сидел в глубочайшем раздумье, глядя на сцену, а когда миссис Ламберт спросила его, о чем он задумался, ответил:

— Этому молодому Норвалу, или Дугласу, или как там его, ну, этому малому в белом атласе, который кажется старше своей маменьки, — ему здорово повезло, раз он смог так быстро отличиться на войне. Как бы я хотел, тетушка Ламберт, чтобы и мне представился такой случай, — признался Гарри, постукивая пальцами по тулье своей шляпы. Тут миссис Ламберт вздохнула, а Тео сказала с улыбкой:

— Подождем, может быть, датчане высадятся и у нас.

— Как вас понять? — спросил простодушный Гарри.

— Ну… датчане ведь всегда тут как тут, pour qui sait attendre! {Для тех, кто умеет ждать (франц.).} — сказала добросердечная Тео, завладев ручкой своей сестрицы и, как я догадываюсь, чувствуя ее пожатие.

Она держалась с мистером Джорджем не то чтобы сурово, — это было не в натуре мисс Тео, — но все же несколько холодновато, сидела, повернувшись к нему спиной и обращаясь время от времени только к Гарри. Несмотря на насмешки мужчин, женщины были растроганы пьесой. Когда любящие мать и сын находят друг друга, а затем расстаются в слезах, это не может не тронуть женских сердец.

— Поглядите-ка, папенька! Вот вам ответ на все ваши насмешки! — сказала Тео, указывая на сцену.

Во время диалога между леди Рандолф и ее сыном один из двух гренадеров, стоявших, по обычаю того времени, на карауле по обе стороны подмостков, не смог удержаться от слез и расплакался на глазах у всех, сидевших в боковой ложе.

— Да, ты права, моя дорогая, — сказал папенька.

— Ну, что я говорила, она всегда права, — сказала Этти.

— Этот солдат лучше разбирается в драматургии, чем мы, а искреннее чувство всех берет в полон.

— Tamen usque recurrit! {Она все равно возвратится! (лат.).} восклицает молодой школяр.

Джордж несколько смущен, по и заинтригован. Он насмехался, а Тео сочувствовала. Вероятно, ее доброта благородней… а быть может, и мудрее его скептицизма. Так или иначе, когда в начале пятого акта молодой Дуглас, выхватив меч из ножен и устремив взор на галерею, прорычал:

О воинство небесное, о звезды,

Кому я жаловался на судьбу!

Внемлите мне, исполните желанье

Души моей — даруйте славу мне!

Пускай датчанин — дикий великан

Придет и бросит нам отважный вызов,

Я, прежде чем он отзвучит, — приму

Его, дабы, как Дуглас, победить

Иль пасть, как Дуглас!

боги, к которым взывал мистер Барри, приветствовали его героический порыв оглушительными рукоплесканиями, и генерал тоже начал изо всей мочи хлопать в ладоши. Его дочка была несколько сбита с толку.

— Этот Дуглас не только храбр, но и скромен! — заметил генерал.