Виринея, ты вернулась?

Оля сидела на крыльце дома и рыдала. Больше всего на свете Вере хотелось сесть рядом с дочерью и тоже расплакаться. Перед тем как уйти из больницы, она узнала, что Алика спецбортом отправили в столичную больницу. Она также знала, что не забирала Веронику у смерти, той суждено было прожить еще долго. Поэтому Алика у нее не заберут. В этот раз. Но следующий окажется действительно последним.

– Идем в дом, – бросила она рыдающей дочери.

Та, словно побитый щенок, поднялась с крыльца и последовала за матерью, отворившей дверь в сени.

Вера, не разуваясь, прошла в центр комнаты и тяжело села за стол. Оля рухнула напротив, продолжая рыдать. Из-за преломления света глаза дочери напоминали малахит – глубокого зеленого цвета, матовые, непрозрачные, зрачков практически не видно. Волосы ржавой проволокой, словно терновый венец, окутывали голову. Лицо покраснело, глаза опухли.

– Ты поняла, о чем я говорила? – тихо спросила Вера.

– Да, – кивнула Оля.

– Я понимаю, что это круто – считать себя властелином мира, но всегда есть обратная сторона медали.

– Поэтому лучше жить как все и не высовываться, правда, мама? – вдруг зло возразила Оля.

Вера окинула взглядом так быстро повзрослевшую дочь. Уже не было сил спорить, давить, убеждать, навязывать и наказывать. Женщине хотелось свернуться калачиком на старой кровати и завыть.

– Ты можешь жить как угодно, но тогда ты не должна плакать и просить у меня помощи. Ты должна сама отвечать за свои поступки. Бабушка и мама заплатили за них своей жизнью. Ты к этому готова?

Оля покачала головой.

– А жизнью любимого человека? – тихо спросила Вера.

Оля еще ниже опустила голову.

– Это твой выбор, Оля, я не могу тебе запретить или разрешить, ты взрослая и можешь решать сама. Просто помни о цене вопроса.

– Я уже выбрала, – тихо прошептала дочь, растеряв всю воинственность.

– И?

– Я больше никогда не стану этим заниматься. Мне не нужен дар.

Вера поднялась и подошла к дочери, прижала ее к груди. Оля снова разрыдалась. Вера, словно маленькую, принялась укачивать свою девочку, целовать теплую макушку и дуть в волосы:

– Все хорошо будет, маленькая, все будет хорошо.

Она старалась говорить медленно и твердо, чтобы Оля не подняла голову и не увидела мокрое от слез материнское лицо.

Глава 79

Петр пришел к Вере после обеда, когда газета с ее интервью, валяющаяся среди кипы почты, наконец-то попалась ему на глаза. Оля была на репетиции, Сашка лично зашел к ним и уговорил девочку прийти, иначе спектакль провалится. Он так горячо уверял, что никто не связывает то, что случилось с Вероникой, с Олей, что она поверила ему и решилась пойти на репетицию.

Вера попыталась заняться привычными делами – прополоть кусты малины и клубники, уже начавшие наливаться первыми ягодками. Полить деревья – конец мая выдался засушливым. Собрать в теплице первые помидоры с огурцами, молодой лук и петрушку с укропом. Утром она успела зайти в салон, передать погрустневшей Клавдии Игнатьевне стопку денег – та сама предложила расплатиться с недовольными клиентами вместо Веры, но Вера подозревала, что львиная доля пойдет на компенсацию страданий самой Клавдии Игнатьевны. Впрочем, Виринее было все равно. До того как придут официальные заключения экспертизы, она все равно не собиралась заниматься косметикой. А когда все документы будут на руках, Вера не станет больше рисковать и, перед тем как выпустить продукт, дождется его официальной регистрации.

Сегодня утром она также отправила почтой документы на развод. Сомневаться в том, что вскоре она увидит мужа, не приходилось. Странно, что Глеб до сих пор не нарисовался на пороге ее дома.

– Вера? – позвал Петр.

– Да? – Вера вышла из глубины сада – извечные джинсы, короткие резиновые сапоги, в которых она работала в саду, и темная свободная футболка, не скрывавшие эфемерной хрупкости и железных мышц.

– Что это? – Петр потряс газетой, которую держал в руках.

Он выглядел растрепанным, словно только что вскочил с постели и одевался впопыхах, – растянутый свитер был наполовину заправлен в темные джинсы. За последний месяц Петр сильно потерял в весе и выглядел измученным.

– Газета.

– Я не про это. Что это означает, что вы… вы уедете?

– А должна?

– Нет. – Он посмотрел на нее воспаленными глазами, а затем, задумавшись буквально на мгновение, сделал два решительных шага по направлению к Вере, схватил ее лицо в свои огромные лапы и поцеловал. – Я люблю вас, Вера, – заявил он ошарашенной соседке, делая шаг назад и ощупывая взглядом каждую линию на тонком лице, словно ища подтверждения своим словам в глупой надежде на взаимность.

Вера сняла рукавицы, в которых работала в саду, закусила губу и посмотрела на Петра. Покачала головой:

– Нет, не любите.

– Люблю. Наверное, с той самой минуты, когда вы выставили меня за порог, помните? Я тогда еще этого не понял, перепутал с раздражением, даже с ненавистью, не знаю, с чем еще, но чувство появилось сразу. Просто сейчас, когда я это прочитал и решил, что вы уедете и я вас потеряю, я подумал, что надо сказать.