Вирсавия

Иногда она уходила от ответа, не желала создавать видимость, будто есть у нее ответ на все вопросы, а случалось, вопросы царя были лукавы и туманны, будто он пытался обнаружить изъяны ее мыслей или хотел показать своим приставникам ее слабости. Вопросы и ответы, излишние вопросы и несостоявшиеся ответы были костяшками в их игре друг с другом, издавна это была любовная игра, ведь любовь — поединок, где всякий ответ и всякий вопрос, всякое слово и всякий жест надобно было истолковать, наполнить содержанием.

Об Иоаве и войске она в первые годы не сказала ни единого слова.

Однако же искусством счета она владела лучше царя, даже лучше дееписателя. Ей были ведомы тайны числа шесть и числа десять, Урия научил ее этому, числа были единственное, что Урия более-менее понимал в жизни, и Вирсавия знала связь между письменными знаками и числами, так что могла превратить слова в числа, а числа — в слова; свое число было для Давида, и свое — для любви, и свое — для Соломона, и свое число для Бога — единица, все в мирозданье имело свое число; и она могла сказать, как исчислить размеры и вес и как указать время и расстояние, причем делала она все это без усилия и только в уме, за всю жизнь свою она не написала ни единого слова, не начертала ни единой цифры.

Часто она просила Мемфивосфея испытать ее, придумать загадки и трудности, но душа ее была столь проворна, что едва Мемфивосфей успевал задать свой вопрос, как она уже давала ответ. И он тяжело вздыхал и стонал от восхищения, ведь сам он кое-как мог отличить число два от числа три, но даже единицу, число Господа, он знал нетвердо.

Тот, кто придет после меня.

Порою царь произносил только эти слова и умолкал. И другие тоже молчали, говорить об этом даже туманно, намеками было нельзя, даже Нафан в пророческом безумстве и тот не смел говорить об этом, Вирсавия наклонялась к окну, будто какое-нибудь особенное или тревожное событие во дворе царского дома привлекало ее внимание, будто это было для нее куда важнее бесстрастного вопроса о том, кто придет после него, она знала, что выбор меж царскими сыновьями решится не мыслями и не словами, все роковое и окончательное в происходящем определяют деяния и события, а не слова и мимолетные мысли.

Тот, кто.

Иной раз он говорил:

Амнон — добрый человек. Он не требует большего, нежели довольство. Если есть у него вино и он может время от времени выбрать себе новую жену, то он доволен. Он мог бы стать князем мира.

Или вот так:

Авессалом царственен, движения его — движения избранного, и говорит он как избранный, и весь облик его — облик избранного. Но он так одинок, нет у него ни друзей, ни советников, я даже не знаю, с ним ли Господь.

Прежде решения и приказы всегда текли из него потоком, как звуки из гуслей в руках певца, часто он лишь с изумлением отмечал, с какою легкостью, будто играючи, слетали с его уст требования и приказания, и нынешние колебания и неуверенность были ему внове и почти пугали его, все это прямо-таки стремилось из него наружу и проступало на лице, на внутренней стороне ляжек зудящими ярко-красными пятнами, и он сказал Вирсавии:

Никогда Господь не оставит меня. Но Он как бы заслоняет мир у меня перед глазами, создает препоны взору моему и мысли, все утратило былую прочность и надежность, Он отнимает у вещей и людей их различия.

Так было всегда, отвечала Вирсавия. Все люди всегда чем-то походили друг на друга, и все вещи всегда были соединены друг с другом. Но ты этого не замечал.

Ты имеешь в виду: когда напрягается взор, зрение наше затуманивается?

Да. Именно так.

Сколько тебе сейчас лет, Вирсавия?

Мне двадцать семь.

И ты уже говоришь: людей невозможно отличить, вещи и живые существа переходят друг в друга, без различимых границ?

Да. Именно так я говорю.

Ты так думаешь или только говоришь?

Я думаю, все заключает в себе что-то еще, сказала Вирсавия. Подо всем, что мы видим, кроется еще что-то, нам невидимое.

Никогда ты не смогла бы принимать решения, сказал Давид. И никогда не смогла бы отдавать приказы.

Эти слова он произнес быстро: в этом он был уверен.

Она же ответила, сколь могла осторожно и неопределенно:

Я никогда не стремлюсь делать что-то, кроме необходимого.

И он закончил разговор, нетерпеливо и с суровостью в голосе:

Все таково, каково оно есть, ни больше и ни меньше. Ничто не отходит от своей сущности, назначенной ему в мироздании. Все имеет природу очевидную и недвусмысленную. Так должно быть. Все таково, каковым оно выглядит. Бог есть Бог.

Часто писец только и записывал что эти слова:

Тот, кто придет после меня.

Следовать далее мысль царя упорно противилась.

И нерешительность его распространилась по всему царскому дому.

Мемфивосфей и тот не устоял перед нею.

Что, если выбор падет на меня! — испуганно сказал он Вирсавии. Подумай, царица: ведь, как бы там ни было, в жилах моих течет царская кровь. Я происхожу от святого семени Саула.

Что ж, откликнулась Вирсавия без тени насмешки. Ты стал бы царем кротким и добрым.

Я бы терпеливо нес бремя, возложенное на меня Господом.

Да, под твоею державой мы все чувствовали бы себя в безопасности.