Вирт

Я быстро заглянул за угол и сразу же оценил ситуацию. Битл лежал на полу, судорожно закрывая руками голову. Трое мужчин пинали его ногами – в голову, грудь и спину. Все они выглядели одинаково – в кошмарном облике дружелюбной смерти, столь популярном у молодых робоготов. Их пластиковые кости гордо просвечивали сквозь плотно натянутую, бледную кожу. Ими руководила какая-то женщина. От нее исходил густой дым, темные клубы тумана, поднимающиеся от ее кожи, в точности как у Бриджит, когда она злилась и выходила из себя. Теневой гот! Голос Мэнди эхом разносился по коридору – все проклятия и ругательства молодых и сильных. Потом она появилась в поле моего зрения, ее волокли еще два робогота. Она отчаянно отбрыкивалась и царапалась, вонзаясь ногтями в их плоть. Никакого толка; эта робоплоть уже давно мертва к ощущениям. На мой скромный взгляд, как-то уж слишком много их развелось, живых бутлегов Вирта Теневого Лечения. Глаза женщины были скрыты за черными паутинами, и она распевала мрачную литанию: чистый значит бедный! Убей чистого! Мэнди заорала от боли, когда готы грохнули ее об стену и прижали, не давая пошевелиться. Теневая готка склонилась к ее лицу. По-моему, Мэнди прямо-таки напрашивались на очередной Теневой трах, потому что первое, что она сделала, это плюнула большим сгустком слюны прямо в лицо теневой готке.

Битл и Мэнди все еще боролись там, на ступеньках, и все, что я мог, это скрываться в тени мертвой шахты лифта, сдерживая побуждение бежать, вырваться отсюда, а ведь это был никакой не театр, никакой не перьевой трип. Настоящая жизнь, как Желтые Перья, не имела опции выброса. Вот почему они так похожи.

Спрятаться негде, даже в тени.

Скользящий шум у меня под ногами.

Теневая готка не отреагировала на слюну, которая заляпала ее щеку.

– У меня ощущение, – сказала она. Сперва я подумал, что она говорит про себя, про свое ощущение силы, и только потом въехал, в чем дело.

Теневая готка слышала мои мысли! Боже! Должно быть, лютая у девушки тень, раз она ловит мысли из-за угла, в кромешной темноте.

Шуршание у меня под ногами, и моя травмированная лодыжка воззвала ко мне, из глубин прошедших лет, тяжелым сосредоточием боли.

– У меня ощущение, мои братья, – продолжила Теневая готка. – Я чувствую еще одного чистого. Он уже рядом!

Я наблюдал за ними из своего убежища, вжимаясь в темноту. Их робо-глаза вспыхивали красным светом, а полные дыма глаза теневой готки смотрели мне прямо в душу и видели там страх. Шуршание стало настолько громким, что мне пришлось взглянуть вниз. Змея снов! Фиолетовые и зеленые чешуйки. Змея, ищущая мою рану!

Должно быть, от страха и паники у меня голова пошла кругом, и я вдруг представил, как я хватаю шипы зубами и выплевываю, сломанные с треском надвое, как я поднимаю молоток на длинной ручке против Гвоздострелков-тяжеловесов! Черт! Как же мне хорошо! Я принимал это Синее низшего уровня несколько лет назад, но тут приход грянул снова, причем абсолютно безперьевой! Вирт начинал Шип-Атаку, и обычно я заканчивал в полной отключке от шипов, по одному в каждом глазу, но сейчас мне было хорошо! Так хорошо, что я готов был бросить вызов целому миру, и особенно – какой-то худосочной дымовой девице и ее ржавым робо-мудвинам.

Я выступил из тени на свет, одновременно долбанув змею ногой. Она приземлилась где-то в четырех футах от меня, прямо под ногами одного из робоготов. Он отскочил от змеи, потерял равновесие и рухнул. На полу он смотрелся, как ненужная рухлядь.

Это я, Скриббл, Герой Шип-Атаки, идущий на выручку.

Псих ненормальный.

Змея поблекла от Шиповой силы моего удара, но где-то между этим великим подвигом и началом драки Вирт улетучился, и я почувствовал отдаленную боль, и только потом осознал, что это была моя скула. Кулак, подобный железу, врезался в нее со всей дури, а следом – второй, в левый глаз, и я свалился на пол и подумал: Это не я! Я не такой! Последний раз, когда я дрался, мне было тринадцать лет. Я дрался с отцом и был жестоко избит. Я обхватил голову руками – в детстве меня так обнимала мама. Украдкой я бросил взгляд между раздвинутыми указательным и большим пальцами и увидел, что надо мной стоит теневая готка. Эта порочная красота целилась прямо мне в зубы. Господи, как больно! Это была настоящая жизнь, какой-то безмазовый срез реальности, и болело, как от ножевого удара, и даже сильнее, потому что стеклянные осколки врезались мне в кожу, когда я вжался в пол в поисках спасения.

Поиски не увенчались успехом.

Ее тяжелый ботинок на манке изготовился было для следующего удара, и я думал: Все, чего я хочу, это быть в Вирте. Остаться в Вирте навсегда. Жизнь – для меня это слишком. Я не могу терпеть боль!

Удара, однако, не последовало.