Виртуальная любовь

— Что он с тобой сделал, любимая? — не могу даже прикоснуться, боясь сделать ей хуже. Зверское оцепенение сковало тело, будто тисками, без возможности освободиться. Ярость и месть были катализаторами моего мнимого спокойствия со стороны. Поднимаясь на ноги, я снова беру арматуру и подхожу к лежащему как кусок дерьма отбросу общества, наклоняюсь к нему, наступая на руку. Его губы кривятся в тонкую линию, изо рта вырываются тихие стоны, а глаза лихорадочно бегают из угла в угол, видимо, ища помощи от вселенной. Нет уж. Никакая вселенная ему сейчас не поможет.

— Что, мать твою, ты с ней сделал? — глубоко выдыхая, спрашиваю душевнобольного, сильнее придавливая ногой его руку.

— Не, не, не смо… — пытается что-то сказать, но, глубоко глотая воздух, каждый раз заикается.

— Говори, блять! — теряю терпение и со всей силы втыкаю острый кусок железки ему в руку. Истошный молящий стон вырывается из его поганого рта, однако после этого, он все же открывает рот и отчетливо произносит.

— Не сможешь ее спасти без меня, — на последнем слове он снова закашливается и начинает выть. Понятия не имею, что с ним сейчас происходит. Видимо, я все же знатно заехал ему по шее, но тот факт, что он не в отрубе и может говорить — успокаивает.

— Как вытащить ее оттуда? Говори, или я воткну эту железку тебе в зад, клянусь! — кричу, для убедительности замахиваясь арматурой.

— Врачи, — еле выговаривает он.

— Хрен тебе, а не врачи, ублюдок! Говори, как снять с нее эту хрень, и при этом не навредить?

— Т-только вра-врачи, — снова повторяет он, а у меня глаза заполняются кровью. Вызвав скорую, я откидываю свое оружие и обессилено сажусь возле Мары.

— Держись, моя самая сильная на свете. Держись ради нас, ради наших мечтаний, стремлений. Я не смогу жить без твоих аквамариновых глаз, где давно поселилась моя душа. Не смогу без копны рыжих волос, заполняющих лицо каждое утро, когда мы просыпались вместе, — аккуратно глажу ее слипшиеся от грязи волосы, сглатывая огромный ком боли. — Как же я буду без нежной кожи, прикосновения которой сравнимы разве что с кожей младенца или легким дуновением на ветру? Ты стала моим насыщением после тяжелой и долгой голодовки, Мара. Я люблю тебя, мой ангел. Ты всегда хотела быть героиней своей жизни, а не жертвой, так докажи это в последний раз! — опускаюсь ниже, губами дотрагиваясь до ледяного лба любимой.

Оторваться от Мары меня заставляют звуки сирен и громкий топот над головой. Моментально поднимаюсь и бегу в сторону лестницы. Не успев добежать, останавливаюсь от громкого стука сорванного с петель люка. Толпа оперов проносится мимо меня, один из которых хватает меня за грудки, вытаскивая наружу. Марк.

— Что с головой? — спрашивает парень.

— Вы скорую взяли с собой? — игнорирую его вопрос, заботясь лишь об одном — состоянии Мары. Ответа не требуется, потому что уже через секунду вижу бегущих навстречу медиков с каталками.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — начинаю я, не зная как бы донести до него информацию о состоянии Егора.

— Говори, — серьезном тоном отвечает мой новый «друг».

— Генерал! — перебивает меня оклик опера, направленный в сторону Марка. Поворачиваюсь и вижу одобрительный кивок с его стороны, позволяющий окликающему продолжать. Генерал? Какой нахрен генерал? В тридцать два?

— Мужик лежит со сломанным шейным отделом позвоночника и пробитой рукой. Удар по шее предположительно валявшейся рядом арматурой. Рука пробита ею же. На конце замечена кровь. Девушка в отключке, док не знает что с ней, нужно срочно в больницу. Кроме пострадавших и стоящего перед Вами мужчины, никого нет. Нам осуществить задержание?

— Нет, — резко чеканит Марк, — иди.

— Какого хера? — зло шипит друг. Его брови сдвинуты, ноздри расширены, а руки сжаты настолько, что он готов меня задушить.

— Ты понимаешь, что можешь сесть? Вообще мозги отшибло от удара?!

— Когда увидел ее в таком состоянии, не смог по-другому. Представь, если бы это была Алиса. Он и ее друг, — мои слова задевают его, потому что выражение лица со злого сменяется на яростно — убивающее, но при этом, понимающее что ли. — Тем более, это он, причем первый, стукнул меня по голове, — тычу на рану, поворачивая голову.

— Ты мог его грохнуть! Когда бил арматурой, должен был понимать последствия! Это тебе не кусок дерева, идиот!

— Кусок дерева его бы не свалил! — парирую я, не желая сдаваться.

— Это превышение самообороны, — отворачивает Марк, потирая виски.

— Мне все равно. Пусть сажают. Но сейчас мне нужно в больницу. Никто не понимает, что этот урод с ней сделал, а поэтому я не могу сейчас здраво мыслить, — устало произношу. Марк замечает это, а потому одобрительно кивает рукой и отпускает меня.