Павел хлопнул в ладоши, и в ротонде появились еще два человека. Лица у них были такие же угрюмые, как у тех двоих, что стояли в дверях. Эти двое пошли вперед, Настя, Павел и Глеб Самуилович за ними, а замыкали шествие еще двое. В полнейшем молчании они пересекли темный парк, оставив за своей спиной и гостеприимно светящуюся ротонду, и сверкающий искрами фонтан, и все здания клуба.
Теперь им предстояло углубиться в отдаленную часть парка. Тут почти не было фонарей, и Насте стало еще больше не по себе. Сможет ли в таких условиях камера на ее сумке видеть то, что происходит вокруг? Как назло, в ухе тоже была полнейшая тишина. Она установилась ровно в десять вечера и длилась до сих пор. Никто больше не комментировал поведение Насти, и девушка терялась в догадках, то ли оборудование вышло из строя, то ли она стала не интересна дяде и его команде, так что про нее просто забыли. Оба варианта ей совершенно не нравились.
И еще она пыталась и не могла понять, с какой целью Павел впутывает ее в эту историю. Зачем он позвал ее с собой? Почему настоял на том, чтобы Глеб Самуилович исповедовался в ее присутствии? Насте не давала покоя мысль, что теперь она свидетельница готовящегося злодейства. Пусть пока что неведомого ей, но злодейства. А такие свидетели обычно долголетием похвастаться не могут.
Наконец они подошли к двери, скрытой среди деревьев и кустов. Располагалась она на небольшом холме, затянутом диким виноградом. Сама дверь была искусно замаскирована сверху плетями этого растения. Наверное, летом ее вообще невозможно было разглядеть, но даже сейчас, когда виноградные лозы лежали голые и лишенные листьев, они совершенно скрывали дверь под собой.
Один из провожатых отомкнул ее, и стало видно, что она ведет куда-то под землю. Очень глубоко под землю. У Насти даже дух захватило от сырости, которой пахнуло им в лицо.
– Мы должны идти туда? – спросила она у Павла дрогнувшим голосом. – Вниз?
Павел молча кивнул.
– Боишься?
– Не-ет! Что ты! С тобой я ничего не боюсь.
Но Насте даже самой было слышно, до чего фальшиво звучит ее голос. Они начали медленно спускаться вниз. Видимо, это были какие-то коммуникационные шахты, которые затем переделали под свои цели новые владельцы этих мест. В лестнице было тридцать три ступени, зачем Настя их считала, она сама не могла понять. Спустившись, они очутились в небольшой комнате с черными стенами и угрюмо нависшим потолком из дикого камня.
– Какое жуткое местечко, – прошептала Настя. – Зачем мы здесь?
Павел ей не ответил. Но в этот миг где-то наверху вспыхнула лампа, которая осветила центр комнаты, и стало видно, что в ней есть лишь один предмет мебели – огромный и очень тяжелый стол, на котором установлена рулетка. Да, да, рулетка. И только эта рулетка была освещена ярко, а все прочее вокруг нее постепенно тонуло во тьме.
Так как Настя могла рассмотреть лишь рулетку, то ее она и стала разглядывать. Это была необычная рулетка, всего лишь с четырьмя секторами и без всяких цифр. Сектора отличались цветом – красный, желтый, синий и белый. На трех секторах были написаны имена: Виктор, Герман, Юрий. Последнее имя появилось только что, табличку с ним прикрепил один из мрачных мордоворотов, сопровождавших их вниз.
– Вы знаете наши правила. Три имени, три сектора.
Настя отметила, что лишь белый сектор был чист и свободен от имен.
– Выбирайте цвет, – произнес Павел.
Перед Глебом Самуиловичем оказался лист бумаги и карандаш. Он что-то начирикал на бумаге, но так, что никто не мог видеть.
– Готово!
– Вы помните наши условия, – произнес Павел, и его голос гулким эхом разнесся под потолком комнаты. – Если выигрываете вы, то получаете от нас свою ставку в троекратном размере, а мы делаем всю нашу работу за свой счет. Если выигрывает любой из двух других цветных секторов, ваши деньги остаются у нас, но свою работу мы все равно делаем для вас. Если же выпадает белый сектор, то и ваши деньги остаются у нас, и вы сами уходите и разбираетесь со своими недругами когда-нибудь в другой раз. Вам все ясно?
– Ясно, ясно.
– Тогда мы можем начинать? Вершительница судеб ждет вашей руки.
Вершительницей судеб Павел называл рулетку. Именно на нее он сейчас показывал. Теперь на бедного Глеба Самуиловича было просто неприятно смотреть. Он буквально истекал потом, а ведь в подземелье было совсем не жарко. Тонкие струйки стекали по его круглым гладким щекам, капали на одежду, а носовой платок, размерами больше напоминающий полотенце, можно было выжимать. Настя видела, что этот человек близок к своему распаду. И понимала, что на ее глазах происходит нечто такое, отчего может быть сильно не по себе не только ей, простой девчонке, но и людям, повидавшим куда больше. Похоже, Глеб Самуилович был заядлый игрок, а та ставка, которую он сделал сейчас, заводила его необычайно сильно.
– Крутите же!