Виртуальный свет

– А что с нами будет?

– Ну, – Персли подергал себя за подбородок, – для начала тебя и двоих твоих друзей арестуют.

– В тюрьму?!

– Да. – Персли взглянул на массивные золотые часы. В тех местах, где часы крепятся к браслету, красовались две большие цельные пластинки бирюзы, цифры на циферблате были выложены мелкими бриллиантиками. – Минут через пять. Первая пресс-конференция начнется около шести. Это как, удобно или вы хотите сперва поесть? Позвоните тогда в доставку, закажем что-нибудь.

– Но ведь нас арестуют.

– Залог, Берри. Освобождение под залог – вам знакомо такое понятие? Завтра утром вы снова будете на свободе.

– Ну а потом, мистер Персли? Что будет потом?

– Берри, – широко ухмыльнулся Персли, – ты вляпался. Ты – коп. Ты – честный коп. И ты вляпался. Вляпался по уши, в на редкость – извини, я должен это сказать – в на редкость героическое говно. – Он хлопнул Райделла по плечу. – А раз так, сынок, то «Влипшие копы» сделают все возможное и невозможное, чтобы эта история завершилась к полному твоему – и нашему – удовлетворению.

– Тюрьма? – переспросила Шеветта. – Вот и чудесно. Только мне нужно сперва позвонить в Сан-Франциско, Фонтейну.

– Звони куда угодно, милая. – Карен взяла бумажную салфетку и промокнула слезы, брызнувшие из глаз Шеветты. – Они все запишут, но мы тоже получим копию. И ты не напомнишь мне имя твоего друга, черного, которого потом застрелили?

– Сэмми Сэл, – всхлипнула Шеветта.

– Персли, – повернулась Карен, – нужно связаться с Джексоном Кейлом, и побыстрее.

Джексон Кейл? – удивился про себя Райделл. А зачем? При чем тут этот долговязый молодой артист, чью черную нахальную физиономию знают все любители мыльных опер?

Вопросы остались без ответа, потому что в этот момент Шеветта обняла его, прижалась к нему всем телом. Она смотрела на Райделла снизу вверх из-под этой своей бредовой прически, глаза у нее были совсем красные, из носу текло, но Райделлу все равно было приятно.

39. Праздник в непогоду

Пятнадцатого ноября, в субботу, после четвертой ночи, проведенной в Скиннеровом гнезде, Ямадзаки надел балахонистую шерстяную куртку, от которой воняло парафином, открыл запертый на огромную бронзовую щеколду люк, обвязал большую картонную коробку веревкой, спустил ее на дощатый помост, спустился следом сам, сел вместе со своей поклажей в желтую пластиковую корзину лифта и поехал вниз, на барахолку. Коробка содержала несколько обломков окаменевшего дерева, левый рог оленя-самца, пятнадцать компакт-дисков, фаянсовую кружку с ребристой поверхностью и выпуклыми буквами ОХО (рекламный подарок какой-то фирмы?) и вздувшуюся от сырости книгу с поблекшими, еле различимыми буквами на синем картонном переплете: «Литературная история Соединенных Штатов».[45]

Серые, унылые облака плотно обложили все небо, от стылого, как в подземелье, воздуха коченели пальцы; Ямадзаки сунул руки в карманы Скиннеровой куртки, замусоренные опилками, песком и еще какими-то крошечными непонятными объектами. Торговцы раскладывали свой товар. Ямадзаки волновался, что не знает, как к ним подойти, не знаком с принятой в их обществе манерой общения, но торговцы взяли инициативу в собственные руки, они сгрудились вокруг, изучая содержимое коробки и часто повторяя имя Скиннера.

Первыми – и дороже всего – ушли куски окаменевшего дерева, затем – кружка, затем – восемь компакт-дисков. Мало-помалу Ямадзаки распродал все, кроме «Литературной истории» – слишком уж она заплесневела. Он положил синюю, рассыпающуюся по листочку книгу в мусорную кучу, пересчитал деньги и пошел искать старую женщину, торгующую яйцами. Кроме того, у них со Скиннером почти не осталось кофе.

Подходя к магазинчику, где жарили и мололи кофе, Ямадзаки заметил в утренней сутолоке знакомую фигуру. По случаю холода и сырости Фонтейн застегнул длинное твидовое пальто на все пуговицы и поднял воротник.

– Ну что, Скутер, как там наш старикан?

– Он все время спрашивает об этой девушке…

– Она в лос-анджелесской тюрьме, – ухмыльнулся Фонтейн.

– Тюрьма?

– Сегодня же утром выйдет под залог, она звонила мне вчера вечером и так и сказала: сейчас меня повинтят, а завтра утром выпустят. Я же, собственно, к вам и собирался, чтобы обрадовать. Да, кстати. – Фонтейн достал из кармана телефон. – Бери, у нее есть этот номер. Захочешь позвонить домой – звони, только не очень часто.

– Домой?

– В Японию.

– Конечно, – кивнул Ямадзаки. – Я прекрасно понимаю…

– Не знаю, чем уж там она занималась все это время, да и знать не хочу, у меня и так хлопот полон рот. Энергоснабжение восстановлено, но теперь я не понимаю, что делать с этим раненым, никто его не знает, никому он не нужен. Вытащили красавчика в среду утром из остатков чьей-то теплицы. Тут вот, рядом, почти прямо под вами. Придет на пару минут в сознание и снова отключается – не знаю уж там, сотрясение у него или что. Так-то все вроде в порядке, кости целы. И еще ожог на боку, вроде как от теперешней хитрой пули.

– И вы не хотите отвезти его в больницу?