Виртуоз

— Я думаю, что стык, соединяющий разорванные эпохи, скрепляющий воедино историческое русское время, проходит между последним Царем Новомучеником и Иосифом Сталиным, — произнеся это, Алексей почувствовал, будто его затылка коснулся холодный перст. Это высказывание не принадлежало ему, было внесено в него, проникло извне, и это проникновение он ощутил, как холодный ожег. На мгновение привиделась стальная труба, покрытая черным бархатом изоляции, на ней остывает алый шов в наплывах металла, в трубе гудит, напряженно трепещет, проносится с громадной скоростью невидимая субстанция, из прошлого в будущее. — Царь Николай был последний монархист Романовской империи, в которой не осталось приверженцев трона. Генералы и придворные, аристократия и интеллигенция, купцы и простолюдины, даже иерархи церкви — все отвернулись от империи. Оставили Императора погибать в одиночестве. Николая зверски убили, и он похоронил с собой имперскую идею на дне Ганиной ямы. Но Царя прославили, и он, святой, вознесся на небеса. Взял с собой лампаду с имперским огнем, сберегая ее в райских садах для иных времен. Первым монархистом нового времени стал Иосиф Сталин. Восстановил во всей полноте территорию Великой России. Вернул в культуру традиционные русские ценности, отвергнутые большевиками. Пушкина, Толстого и Чехова. Русскую оперу и русские народные песни. Героический эпос и русскую сказку. Поклонился Дмитрию Донскому и Александру Невскому. Возвеличил Суворова, Кутузова, Ушакова. Возродил православную церковь, вернув ей приходы и приблизив к Кремлю. Он одержал мистическую Русскую Победу, сокрушив космическое зло фашизма. Внес в мировую историю «поправку», соизмеримую с «поправкой» Христа. Сберег христианскую цивилизацию. Он соединил земную Империю с небом, внес в нее мистическое начало и стал «помазанником». Он стал «красным» Императором и принял из рук царя Николая небесную лампаду Империи. Они протянули друг другу руки, два Императора, последний и первый. Сочетали два русских имперских времени. — Алексей видел, как изумленно смотрят на него депутаты. Как недавние спорщики оцепенели и стихли от его слов. Виртуоз впитывал его слова, словно они доставляли ему наслаждение и муку. — Позднее, в конце двадцатого века, случился новый ужасный разрыв эпох. Из разорванного волновода вновь хлещет наружу историческая субстанция, не донося до нас всей полноты творящей энергии. Отсюда наша смута, ущербность и чахлость. Отсюда мор, уныние, неустройство. Страна пропадает, как дерево с подрезанным корнем. Должен явиться государственный муж, который соединит распавшуюся магистраль. Сварит стык. Как военный телефонист, стянет концы разорванного провода. Ценою собственной жизни пропустит сквозь себя сигнал из прошлого в будущее, превратив это будущее в Русскую Победу. Будем ждать этого человека. Он грядет. Быть может, уже среди нас.

Он ощутил невесомость, в которой исчезла его телесность и остался один дух. Этот дух был не его, действовал через него. Сам же он был подобен громкому горну, в который вдували звук, и тот излетал пророческим рокотом. Каждое слово жгло губы. Через него струился ток огромного напряжения, но слишком тонким было сечение жилы, пропускавшей ток, и он был готов сгореть и расплавиться.

Все молчали. Изумленно смотрели на гостя, который дерзнул в присутствии Виртуоза оповестить о явлении нового лидера, превосходящего нынешнего президента Лампадникова и его предтечу Долголетова. Оба, стараниями Виртуоза, преподносились спасителями России, устроителями Государства Российского, но, по мнению этого дерзкого провинциала, не годились для роли вождей. Он, этот наглый выскочка, не просто ошеломил своей нелепой теорией, уравняв Николая и Сталина, жертву и палача. Он, если вдуматься, предлагал себя на роль спасителя Государства Российского, нового царя, полагая, что собрание искушенных политиков и многоопытных государственников поверило в миф о его царской родословной, в апокриф его чудесного происхождения. Все, молча, кривили усмешки. Презрительно пожимали плечами, ожидая язвительной, уничтожающей реплики Виртуоза, после которой дадут волю своему остроумию, сотрут в порошок непрошеного клоуна, изгонят из своего сообщества.

Виртуоз поднялся, секунду смотрел на Алексея, глаза в глаза, словно переливал в него фиолетовую дрожащую плазму. Поклонился ему, прижав ладонь к сердцу. Быстро, ни с кем не прощаясь, вышел.

Все онемели. Сабрыкин спохватился, заверещал в микрофон:

— Вот, господа, замечательный результат нашей дискуссии. Чаще надо собираться, ум хорошо, а два лучше. Депутатский корпус — это и теоретики, и практики, я всегда говорил. Спасибо вам, Алексей Федорович, за интереснейшее сообщение. Я и сам так думал, но не мог сформулировать. Все видели, что Илларион Васильевич остался доволен. А теперь, господа, перерыв. Можно дать отдых головам, они нам еще пригодятся для законотворческой деятельности.— И он засмеялся, приобнял Алексея, вывел его из-за стола.

Все шумели, наперебой поздравляли Алексея, спешили высказать свои суждения.