Вирус

Какой-то поезд все же проследовал на юг, пока он сидел на станции, механически поглощая те скудные запасы еды, которые у него еще оставались. Дано догадался, что это был ремонтный состав, потому что он состоял всего из одного вагона, и даже тот был меньше обычного и покрашен в оранжевый и красный цвета. А еще он производил слишком много шума и вонял дизельным топливом. Точь-в-точь как тот генератор в турецком лагере для беженцев, который так ужасно чадил, что палатка для больных, по соседству с которой он находился, была вся покрыта копотью.

Темнеет. Пора прощаться и уходить. Дано ласково проводит рукой по одеялу, хочет откинуть его край, чтобы в последний раз поцеловать маму, но передумывает. Вместо этого подхватывает свой рюкзак и, не оглядываясь, устремляется вон из зала ожидания.

Если он не уйдет сейчас, то не уйдет уже никогда.

Слезы застилают глаза, пока он, пошатываясь, идет вдоль путей. Тяжелый рюкзак оттягивает плечи и не дает быстро двигаться. Дано не привык к такому весу, но сейчас он даже рад этой тяжести. Рюкзак помогает ему отвлечься, сосредоточиться на дороге и забыть о слезах, которые бегут по щекам. Перестань, да перестань же плакать, приказывает он себе. Ты больше не ребенок. Перестань, сейчас же!

За последние месяцы он несколько раз видел, как плакал его отец. Тайком, когда они все спали. И если бывают в жизни ситуации, когда не надо стыдиться слез, то сейчас была именно такая.

Дано пытается сосредоточиться на дороге. Четыре железнодорожных пути, выбегая из депо, ныряют в лес, затем проходят под мостом, по которому за последние шесть или семь минут проехала всего пара машин. Вскоре по обеим сторонам начинают тянуться дома, лишь частично скрытые редкими деревьями, растущими вдоль железной дороги. Кое-где горят фонари, освещая рельсы внизу.

Наверное, ему стоит постучаться в один из этих домов и попросить о помощи, но он боится. Боится того, что он может там найти – или не найти. И потом, пока он идет по путям, забор из колючей проволоки надежно защищает его от остального мира.

Дано старается держаться с краю железнодорожного полотна, несмотря на то что почва под ногами становится все более неровной и по ней трудно идти с тяжелым рюкзаком. Забор внушает ему чувство защищенности, рядом с ним он ощущает себя в безопасности. В нескольких местах колючая проволока порвалась – если потребуется, он сможет легко убежать через эти лазейки.

Впереди над рельсами еще один мост, и Дано уже издалека видит, что с ним что-то неладно. Высота моста метров пятьдесят, ограждение наверху пробито. Дано проходит еще немного вперед и…

Грузовик врезался в ограждение и рухнул с моста, проломив крышу станции. Кабина водителя упала на рельсы, снеся колючий забор вдоль путей и разбив машину на стоянке. Два треснувших трейлера приземлились по обе стороны от платформы, наглухо заблокировав все четыре железнодорожные ветки.

Увиденное потрясло его. Не масштабом катастрофы, нет. Дано не понимал. По всей видимости, именно из-за этой аварии остановился их поезд, но это произошло восемь часов назад, еще днем, и с тех пор никто даже не попытался убрать грузовик с путей. Не было видно ни машин скорой помощи, ни оцепления наверху, несмотря на то что сломанное металлическое ограждение висело в воздухе, издалека напоминая веревочную лестницу.

Прежде чем двинуться в путь, Дано хорошенько изучил карту в мобильном телефоне и знал, что это единственная железная дорога, которая ведет в Стокгольм с юга.

И при этом никто даже не попытался ее расчистить.

Пробираясь через Европу, они только и слышали, как все вокруг расхваливали Швецию. Какие здесь добрые, отзывчивые люди, как все здесь живут припеваючи, да и вообще все у них как надо, только работай. Пример его дяди Ахмеда только подтверждал эти слухи. Он, правда, говорил, что ситуация в последнее время здесь несколько ухудшилась, но все равно его мнение оставалось неизменным: если ехать, то только сюда, только в Стокгольм, и все будет о’кей.

И вот он здесь. Всего два дня назад его семья пересекла границу и оказалась в Швеции. И вот уже от его семьи никого не осталось, а на путях лежит грузовик, блокирующий единственный путь в сердце страны, которую его мама уже заранее прозвала землей обетованной.

Он прислоняется к забору, чувствуя, как онемевшая под тяжестью рюкзака спина возвращается к жизни. Снова слезы? Нет, больше никаких слез. Чувство горя притупилось, осталась только растерянность.

По мосту над головой проезжает машина и, моргнув фарами, исчезает в ставшей еще более непроглядной тьме. Интересно, свидетелем каких событий довелось стать водителю за рулем?