Майор Кортленд вызвала медицинскую бригаду, и мы вместе с ней вышли в коридор. Я чувствовал, что она изучает меня. Ее глаза скользили по моему лицу, словно луч сканера, казалось, я слышу, как щелкают реле у нее в мозгу. В конце коридора находилась мужская уборная, я двинулся в ту сторону, но она остановила меня, прикоснувшись к моей руке.
— Леджер… почему вы решили, что мистер Черч ждал от вас именно этого?
Я пожал плечами.
— Он сказал, что времени нет.
— Это вовсе не означает, что надо пойти и надрать всем задницы.
— А вам не понравилось?
Она улыбнулась. У нее приятная улыбка. Грейс сразу превратилась из кобры в довольно привлекательную особу.
— Вовсе нет. Хотя мне очень не хочется в этом признаваться, но вы произвели на меня сильное впечатление.
— Не хочется признаваться? — эхом отозвался я.
— Вы из тех людей, к кому сложно испытывать симпатию, мистер Леджер.
— Ничего подобного. Многие люди испытывают ко мне симпатию. И зовите меня Джо.
Она ничего на это не ответила.
— Попробую выразиться иначе… вы из тех, на кого сложно положиться. Особенно в операции подобного рода.
— Грейс… могу я звать вас Грейс?
— Обращайтесь ко мне: майор Кортленд.
— Ладно, майор Кортленд, — сказал я, — цель моей жизни состоит не в том, чтобы вы могли на меня полагаться. Вы, шутники, сами затащили меня сюда. Я вам резюме не присылал. Я не на военной службе. И если вас расстраивает моя неблагонадежность или мучает непреодолимая антипатия, можете пойти и удавиться. Вот так, майор.
Она заморгала.
— Я не хотел и сейчас не хочу, чтобы моя жизнь была связана с гнилой романтикой плаща и кинжала, с покойниками, с дурацкими состязаниями типа «у кого больше тестостерона взыграет» или с ханжескими чаепитиями. Ах, не желаете ли чашечку «Эрл Грей»?! К тому же вы, досточтимый майор, вовсе не являетесь моим чертовым боссом. Я вас не знаю и за ваше высокое доверие к моей персоне не дам даже крысиного хвостика.
— Мистер Леджер…
— Мне надо в уборную. — Я резко повернулся и направился к туалету.
Я зашел в кабинку, затем умылся, сначала горячей, потом холодной водой. Насухо вытер лицо комком бумажных полотенец, оперся на край раковины и вгляделся в зеркало. Щеки у меня горели, в глазах застыло отрешенное выражение, какое обычно бывает у наркоманов. Волосы торчали во все стороны.
— Н-да, — сказал я своему отражению, — ну и видок у тебя.
Расчески у меня не было, поэтому я провел по голове мокрой пятерней, и, пока я стоял перед зеркалом, чудовищность происходящего обрушилась на меня с тяжестью товарного поезда. Я склонился над раковиной, ощущая вкус желчи, готовый расстаться с содержимым желудка… однако мои дрожащие внутренности не повиновались. Я снова поднял голову и увидел в собственных глазах страх.
Снаружи имеются другие
Отражение таращилось на меня смущенно и несколько глуповато.
Участие в операциях групп захвата не подготовило меня к подобному повороту. После полутора лет работы — и нескольких лет, прошедших после гибели Всемирного торгового центра, — я пришел к более или менее общему убеждению: террористы показали все, на что способны, и теперь прячутся по пещерам, осмысливая тот факт, что их переиграли. И вот Черч заявляет мне, что у них в руках ключ к глобальной пандемии.
Посредством воскрешения мертвецов?
Господь всемогущий! Врезавшийся в небоскреб самолет — это зло. Химическое оружие, сибирская язва, нервно-паралитический газ, смертники с бомбами… Вот орудия терроризма, которые долгие годы воспринимались глобальным сознанием как еще большее зло. Но то, с чем я столкнулся, просто не укладывалось в мозгу. Ничего худшего я не мог представить. Если бы террористы решили распространить лихорадку Эбола, было бы менее ужасно, потому что вирус не пытается догнать тебя и укусить. Интересно, кто устроил этот кошмарный спектакль. Вероятно, какой-то больной на голову сукин сын. Высокоинтеллектуальный урод. Его затея выходит за рамки религиозного фундаментализма или политического экстремизма. В данный момент я был уверен, что мы наблюдаем порождение разума, одержимого ненавистью.
Только сейчас я начал понимать Черча. Как я стал бы действовать на его месте, зная о незавидных перспективах человечества? Насколько безжалостно?
— Кажется, ты уже ответил на этот вопрос, парень, — пробормотал я, подумав о пятерых мужчинах в той комнате.