Вирус

Аккуратная одежда. Выглаженная, к слову.

Да и весь вообще он был какой-то холеный.

Не похож на человека, жившего в эпоху нашествия вирусов и всевозможных природных катастроф.*

Внешний вид многих людей говорит за них самих.

Внешность Ильи предупреждала о том, что сейчас будет либо очень много лжи, либо очень много похвал самому себе. Если только это не одно и то же.

Лили начала разговор первой:

– Откуда ты?

– Россия.

– Хорошо, я уточню. Откуда ты взялся здесь?

– Увидел остановившуюся посреди трассы машину.

– Остановившуюся?

– Да, – он громко кашлянул, отёр лицо изрядно потрёпанной салфеткой и спрятал её в карман, – Я не заразен, не волнуйся. Тем более, у вас иммунитет, как я понимаю?

– У нас? Я здесь одна, как видишь. И как давно я здесь? Ты уже долго тут сидишь? А где…

Парень заткнул её рот рукой и, улыбаясь, сказал сквозь стиснутые зубы:

– Очень, о-чень, о-о-о-чень много у тебя вопросов, – он истерически рассмеялся, – я буду называть тебя пулемётчицей, – затем он отпустил её лицо и завёл руку за спину.

Девушка резким движением вытащила из-под кофты небольшой, но, по всей видимости, достаточно острый нож. По тонким металлическим краям тянулся золотистый узор. Кажется, это были цветы.

– Прекрасно! – воскликнул Илья и похлопал в ладоши.

Так, как хлопают дети в цирке, когда от сливания в единое целое удивления, восторга и прочих эмоций ладони всей силой бьют друг о друга сами, не требуя каких-либо команд от мозга.

Взрослые так не умеют.

Они аплодируют, а не хлопают в ладоши.

Думаю, разница очевидна: слова говорят сами за себя.

Аплодировать.

Какая пошлятина!

Тем не менее, Илья хлопал как ребёнок, нервозно подрагивая при этом кончиками пальцев:

– Какая ты милая! Непредсказуемая! – слова вылетали плотным потоком, быстро и точно, отчеканенные сквозь безупречный ряд ровных крупных лошадиных зубов, украшенных мелкой красной рябью оставшихся после кашля капель крови. При этом пухлые губы очень активно шевелились. Такие люди пугают, чтобы они ни говорили, – Интересно! Все женщины носят на лямке белья оружие или это твоя фишка? – он снова похлопал в ладоши, – Не отвечай! Это так прелестно!

– Проваливай, – сказала Лили напористо, приказным тоном.

– Да что ты, я тебе ничего не сделал!

Небольшая паузы.

Улыбка.

Сильно шевеля губами, шёпотом, по буквам:

– Л-и-л-и…

– Твою ж мать, он и имя моё знает, – подумала девушка, крепче сжав рукоятку ножа, – Как же меня бесят уроды, ну, на вроде тебя, – это уже в слух.

– Что ты сказала? – его голос словно скакал по лесенке.

– Сказала, что бесит, когда люди так разговаривают. На хрена ты произносишь всё по буквам? Тратишь наше общее время. Говори, что хотел, и уматывай отсюда, или я…

– Или ты что? Зарежешь меня? – он снова похлопал в ладоши. Это жутко раздражало, – а Диму не зарезала, хотя моментов было! О-о-ой! Уйма! – он закинул ногу на ногу, – И в спортивном зале, и всю дорогу, пока ты вела… Да-да, Ли-ли, уйма времени! Влюбилась что ли? Он, конечно, ничего… но я-то симатичнее всё-таки…

Она приставила нож к его горлу. Её ладонь ощущала горячее частое дыхание Ильи.

– Лили, – он сглотнул слюну, и девушка увидела, как дёрнулось горло, – можно мне тебя так называть?

– Не надо меня никак называть! Что ты за идиот-то такой! Проваливай отсюда! – она оцарапала верхний слой кожи.

– Ох, извини, мне так жаль… – он сделал вид, что смахивает с щеки слезу, – потому что мне придётся как-то к тебе обращаться во время нашей душевной беседы.

У виска Лили появился пистолет, надёжно державшийся в крепкой руке Ильи:

– Где Дима?

Пробираться в лесу было трудно. Ветки цеплялись за одежду, на кофте оставались зелёные колючки от елей, из-под ног то и дело норовило что-то выскочить, пробежать мимо, не дав себя разглядеть. Дима шёл почти бегом, скоро перебирая ногами по неровной земле. Тропинок не было. Трава щекотала оголённые щиколотки, торчащие из-под укороченных брюк. Иногда приходилось перелазить через толстые стволы поваленных на землю стихией деревьев. Парень шёл уже пару часов, но, несмотря на то что он не спал почти сутки, в теле чувствовалась опасливая бодрость, навеянная паникой. Чем дальше он шёл, тем ближе друг к другу росли ели, тем больше животных можно было различить среди бурых ветвей и глубоких канав.

Шаг, второй, третий. Движения были целенаправленными, стремительными, но в то же время ужасно неуверенными. Он даже не знал, куда идёт. Понимал только, что останавливаться нельзя.

От кого он убегал?

От кого прятался так далеко в заборах из высоких деревьев, пронизанных голодными дикими животными?

От самого себя?

Он не понимал, но очень боялся.