Вирус «Мона Лиза»

Добравшись до подножия небольшой лестницы, Вейш отошел в сторону и поднял руку, словно директор цирка, представляющий свой величайший номер. Они находились посреди музея. Пол был выложен темным камнем, потолок для подземного этажа был удивительно высоким, а в следующий миг Хелен поняла, почему это было необходимо: между стеклянными витринами высотой около метра стояли статуи в человеческий рост. Рядом Хелен увидела копию произведения Микеланджело. Стены слева и справа были увешаны картинами, словно там расселись гигантские мухи.

Она с удивлением ступила в центр комнаты. Многие скульптуры и картины показались Хелен знакомыми. Она решила, что два смонтированных портрета Мэрилин Монро принадлежат Энди Уорхолу[5].

– Что это такое? – спросила она у Патрика Вейша, наблюдавшего за ней с напряженной улыбкой.

– Я ведь говорил вам, что после того несчастного случая мой отец изменился. Не только внешне, но и внутренне. У него развилась настоящая мания.

– По отношению к искусству?

Вейш покачал головой.

– Нет, по поводу красоты. То, что вы видите здесь, – это вся история эстетики, собранная в одной комнате.

Он направился обратно ко входу, и Хелен последовала за ним.

– Я сам обнаружил это всего несколько дней назад и пытался сориентироваться тут с помощью интернета и книг из отцовского кабинета. Все выстроено в хронологическом порядке. Вот, посмотрите, здесь начало. – Патрик Вейш указал на пьедестал со скульптурой, стоявшей неподалеку от двери. Она была сделана из глины и представляла собой тело, не имевшее ни рук, ни ног. В глаза бросались две огромные груди и голова размером с футбольный мяч – без лица. – Венера Виллендорфская. Датируется примерно двадцать пятым тысячелетием до нашей эры. Вероятнее всего, мой отец приобрел ее в Музее естествознания в Вене.

Хелен остановилась перед небольшой фигуркой. Только теперь она заметила, что у нее все же были две вполне аккуратно вылепленные руки, которые, однако, так сливались с огромной грудной клеткой, что разглядеть их удавалось не сразу. Она почувствовала, что в душе нарастает волнение. Все это имеет к ней какое-то отношение. Не только потому, что она, будучи нейроэстетиком, изучала неврологические аспекты представления о прекрасном. Нет, по какой-то непонятной причине она чувствовала, что тронута всем этим до глубины души. Однако, кроме этого ощущения, в душу ее закрался страх. Вейш тем временем двинулся дальше.

– В этом ряду все то же самое. Одна Венера за другой, эпоха за эпохой. Вот, посмотрите на эту. Двести лет до нашей эры. Узнаете скульптуру?

Хелен догнала его. Остановившись перед статуей высотой в два метра, она открыла рот. Не только потому, что спешила и запыхалась.

– Это что же?..

– Венера Милосская. Совершенно верно! – не без гордости добавил Патрик Вейш.

– Но ведь она находится в Лувре!

– А вы уверены, что в Лувре – настоящая? – подмигнув ей, отозвался Вейш и снова отошел от нее на несколько шагов. Теперь он стоял напротив одной из картин у стены. – Тогда вы, наверное, узнаете и это полотно! – воскликнул он. Акустика этого зала поглотила его слова.

– «Рождение Венеры» Сандро Боттичелли, – с удивлением отозвалась Хелен, увидев перед собой обнаженную Венеру в гигантской раковине. Одной рукой она прикрывала грудь, а другой, с помощью очень длинных рыжих волос, – низ живота.

– Как сильно изменилось изобразительное искусство с момента появления Венеры Виллендорфской! – сухо заметил Патрик Вейш. – Подытоживая, можно сказать следующее: с течением времени модели становились стройнее. Или можно выразиться иначе: они худели. Если хотите, культурное истощение!

«Они худели». Перед глазами у Хелен заплясали черные пятна. Мысленно она вернулась к Мэйделин. Что она вообще здесь делает? Ее дочь исчезла, а она бродит по выставке в польском подвале в компании незнакомого мужчины!

– С вами все в порядке? – спросил Патрик Вейш, осторожно подхватив ее под руку.

Хелен кивнула.

– Все это очень интересно, но ведь вы хотели показать мне что-то здесь, внизу? То, что касается моей дочери и… вашего отца.

– Простите мою бестактность, – смутившись, произнес Вейш. – Но чувство подсказывает мне, что эта страсть моего отца имеет какое-то отношение к его исчезновению – а значит, и к исчезновению вашей дочери. Поэтому потерпите еще мгновение… – Он умоляюще посмотрел на нее.

Внезапно Хелен почувствовала невероятную усталость. Глаза жгло, она с трудом могла мыслить ясно. Из исследований коллег она знала, что в состоянии усталости некоторые области мозга отключаются, а другие продолжают работать. Кажется, у нее этот процесс уже начался; как бы там ни было, протестовать она толком не могла. Поэтому она произнесла только:

– Если вы так считаете…