Вирус «Мона Лиза»

Хелен испуганно отпрянула и наткнулась на что-то твердое – оно тут же резко вскрикнуло и принялось отчаянно махать руками у нее за спиной. Обернувшись, она увидела лицо черта с вывалившимся языком, выпученные глаза которого двигались в деревянных глазницах. Грубо выструганное туловище, хаотически раскачивающееся из стороны в сторону, стояло на ящике с шестеренками внутри.

Вейш рассмеялся.

– «Прикованный раб». Автомат легендарного Манфредо Сетталы[7], датируемый XVII веком. Жутко, правда?

Хелен поспешно отодвинула статуэтку, по-прежнему издававшую жалобные звуки, подальше от себя.

– Как я уже говорил, мой отец сошел с ума, – извинился перед ней Патрик Вейш, когда она снова повернулась к нему. – Экспонаты в этой комнате могут напугать вас. Вон там, позади, в стеклянном саркофаге даже лежат настоящие останки доисторического человека.

– Спасибо, я видела достаточно, – отозвалась Хелен, поднимая руки, словно сдаваясь. – Вы упоминали, что нашли здесь указание на меня… и Мэйделин.

Постепенно ей начинало надоедать это путешествие по загадочной стране чудес Вейша. Пожалуй, у нее есть заботы и поважнее.

– Вот здесь лежал блокнот с вашим именем и номером телефона. – Патрик Вейш показал на стоящий у стены небольшой секретер, взял бумагу со стола и протянул ей.

Это был самый обыкновенный лист белой бумаги, на котором корявым почерком было выведено ее имя. Она не сразу узнала номер своего мобильного телефона, поскольку к нему был добавлен международный код Соединенных Штатов. В животе у Хелен все судорожно сжалось, когда рядом она прочла имя Мэйделин. Оно действительно было обведено сердечком. Судя по толщине линий, кто-то сделал это несколько раз. Так, как обычно рисуют, болтая по телефону, при этом ни о чем особенно не думая. Под ним она разобрала несколько слов, судя по всему, на польском языке.

– «Красавица и чудовище», – сказал Вейш-младший. – Я еще раз спросил у слуги. Я перевел правильно.

– Странно, – вырвалось у нее.

– Что странно?

– Номер моего мобильного телефона почти никто не знает.

– Может быть, моему отцу дали его в институте?

Хелен покачала головой.

– Я не из тех телефонных маньяков, которые хотят, чтобы им можно было дозвониться везде и всегда.

– Это хорошо, – ответил Вейш. Хелен вопросительно посмотрела на него. – Потому что, возможно, это даст нам первую подсказку. Судя по всему, ваше имя и ваш номер телефона были очень важны для моего отца. Я выяснил, что дворецкий купил ему этот блокнот незадолго до его исчезновения. Чем меньше людей знают ваш номер телефона, тем проще будет выяснить, кто именно его дал ему.

Это звучало логично.

– Вы нейроэстетик, верно? – оторвал он ее от размышлений. – Я навел о вас справки, – добавил он и робко улыбнулся.

Хелен кивнула. Она по-прежнему размышляла о записке. Теперь, когда она собственными глазами увидела имя своей дочери в обрамлении сердечка, все это начало казаться ей еще более странным.

– И вы говорите, что в ближайшее время у вас дела в Париже?

– Да, я буду исследовать картину в Лувре.

– Какую картину?

Казалось, Вейша действительно интересовала ее деятельность, и это ей льстило. Однако в данный момент Хелен не хотелось рассказывать о себе. Она приехала, чтобы найти дочь. Кроме того, она подписывала обязательство о неразглашении.

– Я не имею права говорить об этом.

Ей самой было неприятно, что это прозвучало так отстраненно. Как бы там ни было, Патрик Вейш привез ее сюда за свой счет и проявил интерес к ее работе. Однако тот, похоже, не обиделся.

– Звучит очень загадочно, – слегка улыбнувшись, произнес он.

– Мне нужно будет измерить человека, изображенного на одной картине. Возможно, вы читали в интернете о шаблонах, которые я разработала? О шаблонах Морган?

Вейш покачал головой.

– Способ достаточно сложный. Но я полагаю, что использование некоторых пропорций в искусстве, в первую очередь в живописи, вызывает в мозге человека определенные реакции. За минувшие годы я создала соответствующую… как же вам объяснить?.. сетку. Мои шаблоны можно представить себе как большие географические карты из прозрачного плексигласа. Наглядным примером использования этих пропорций является… та конкретная картина, которую я буду исследовать в Париже. По крайней мере, такова моя гипотеза, которую я должна буду подтвердить в ближайшее время. Если нет… – Она осеклась.

– Мы найдем вашу дочь, – произнес Патрик Вейш и осторожно коснулся ее плеча. – Но теперь мне, конечно, стало интересно, какую именно картину вы имеете в виду. – Он улыбнулся. – Вы не переживайте, я не собираюсь смущать вас. Просто куплю вашу следующую книгу и тогда-то, наверное, все и узнаю.

– Наверное. – Хелен тоже улыбнулась.

Внезапно Вейш посерьезнел.

– Значит, ваша деятельность как нейроэстетика связана со всем этим? – Патрик жестом указал на окружавшие их произведения искусства.

– В некотором роде да, – признала его правоту Хелен. – Речь идет о прекрасном…

– Наверняка мой отец записал ваше имя и номер телефона не случайно.

– А какую роль играет тут Мэйделин?

Патрик Вейш пожал плечами.