Вирус родной крови (формула предательства)

Мария Николаевна Шахова, с её слов, и сама не поняла, как оказалась в уголовном розыске. Девушка выросла в обеспеченной семье, получила прекрасное образование, в будущем собиралась заняться научной деятельностью в области правоведения. И вдруг как гром среди ясного неба объявляет родителям, что она идёт служить в полицию и будет бороться с преступностью. Неожиданная новость, заставила маму заполнить всю квартиру запахом валокордина, отец некоторое время молчал. Мария знала, что папа молчит не напрасно – это тот случай, когда можно сказать «затишье перед бурей».

– Маша, – буря только начиналась, – это такая шутка?

– Папуля, – дочь выставила вперёд ладони, – только спокойно, давайте поговорим без вот этих пузырьков и ломания рук, – Мария кивнула в сторону матери.

– Как тебе не стыдно, Маша? – выкрикнула мама.

– Жена, помолчи! – грозно приказал муж. – Дай мне уловить смысл!

– Да чего его ловить? – возразила мать. – Ты разве не понял? Если она что-то втемяшила себе в голову. То тут уже не до смыслов. Вся в тебя…

Отец откашлялся в кулак и стиснув зубы сказал:

– То, что дочь пошла в отца, я не вижу в этом ничего плохого, но…

– Папа, – перебила Мария и тут же нарвалась уже на комплимент:

– Я прошу не перебивать старших! – закричал отец. – Что за манера, не дослушав, высказывать своё мнение! Какой с тебя милиционер?

– Папа, – улыбаясь произнесла дочь, – никаких милиционеров сейчас нет…

– Плевать мне, как они называются, – закричал отец, – суть не меняется, пусть хоть жандармами назовутся или городовыми. Ты с какого боку туда лыжи навострила?

– Пап, ну что за выражения? – закатила глаза дочь. – Какие лыжи? Ты так говоришь, словно я… словно…

– Ну-ну! – ехидно усмехнулся отец. – Договаривай. Словно что?

– Я имею в виду, это серьёзная государственная организация, изменённая, реформированная, и вообще..

– Что вообще? – вздёрнул брови отец. – Что вообще? Ты хоть знаешь, что твоих обоих прадедов арестовали сотрудники НКВД? И ни один их них так домой и не вернулся. Твоя прабабка провела пять лет в лагерях… Тебя это не волнует?

– Почему же не волнует? – ответила Мария. – Но сегодня нет НКВД, папа. Это всё осталось в прошлом. При чём тут сегодняшний день? Я иду туда не по политическим мотивам преследовать наших граждан, а бороться с преступностью.

Отец резко поднялся из кресла и, взяв за руку дочь, подвёл её к зеркалу.

– Посмотри на себя, борец! – приказал он.

– Я каждый день на себя смотрю! – улыбнувшись, сказала дочь.

– В общем, так, дочь, если ты не хочешь раньше времени похоронить своих родителей, ты эту затею брось. Ясно?

– Уже не могу! – пожала плечами Мария. – Да и не в моих правилах отступать. Ты же сам меня учил: никогда не отступать от принятых решений.

– Маша, дорогая, – смягчился отец, – иногда решения бывают ошибочными, и нужно уметь вовремя от них отказаться. Ты это понимаешь? Упорство – хорошее качество, но нельзя его путать с упрямством.

– Дорогие мои родители, – нахмурив брови, громко произнесла Мария, – пожалуйста, вспомните, сколько мне лет и дайте мне возможность самой распоряжаться своей жизнью, карьерой, судьбой, наконец!

– Всё, Коля, – всхлипнула мама, – это всё, ты её уже не переубедишь. Вот увидишь, она будет мильтоном.

– Я до министра внутренних дел дойду, – выпалил отец. – Я… да я…

– Министру ты тоже скажешь, что у вас обоих дедов НКВДэшники арестовали? – рассмеялась Мария. – Папа, давай уже серьёзно подойдём к этому вопросу…

Разговор длился до поздней ночи, Мария вышла из него победителем.

– Бог с тобой! – махнул рукой отец. – Поступай как знаешь.

– Спасибо! – сказала на прощание дочь, поцеловала обоих родителей и счастливая ушла спать.

22

Оперативники пытались допросить Брызгалову в тот же вечер. Однако, ссылаясь на сильную головную боль, она отказывалась говорить и уже собралась уходить, когда Рюмина спросила:

– Извините, вы ещё не знаете, что случилось с вашим сыном?

Губы у Брызгаловой побледнели, она стала дрожать и вдруг неожиданно тихо произнесла:

– Его убили? – она пошатнулась и, едва не упав, присела на край стула. – Воды, дайте мне воды, – Елизавета Фёдоровна закрыла глаза и заплакала.

– Я же ничего ещё не сказала, – оторопела Рюмина. – Откуда вам это известно? – Она налила стакан воды и поднесла Брызгаловой, но та, отстранив руку, прошептала:

– Я поняла это слишком поздно, очень поздно…

– Вы догадывались, что вашего сына могут убить? – Оксана Владимировна поставила стакан с водой на стол и, отвернувшись, подошла к окну. На улице шёл дождь. «Александр Прохорович сглазил», – подумала она и тяжело вздохнула.

– Когда это произошло? – Вместо ответа спросила Брызгалова.

– Вчера было совершено покушение, – не оборачиваясь, ответила Рюмина. – Сегодня утром он скончался в больнице.

– Бедный мой мальчик, – всхлипнула Елизавета Фотеевна и заплакала.

– Вы кого-то подозреваете? – спросила Рюмина.

Брызгалова, трясясь, беззвучно плакала.

– Елизавета Фотеевна, вы подозреваете кого-то? – повторила вопрос Рюмина.

– Не знаю, я не знаю, кто это мог сделать, – наконец выдавила Брызгалова. – Где он сейчас?

– В морге, – ответила Рогожкина.