– Ну, Скрипник, что? Журнал не взяли? А.., – она вышла за дверь. Через минуту вернулась, прижимая к себе прозрачный свёрток с огромной тушкой.
– Видала – курицы пошли.
– А чё такого, нормально. У Матвеева отец в мясной лавке работает – мне вчера мясо подвезли. Четверку по физике хочет. Мне не жалко. Чего такого-то? Зачем ему физика? Отец, брат, мать, дядька – все мясом торгуют. Семейный бизнес. И он пойдет торговать. Он в мясе лучше нас с тобой разбирается.
– Это точно. Куда курицу деть?
– В столовую отнеси, попроси в холодильник кинуть. А мне колготок надарили, – Ольга Константиновна, пошуршав пакетом, вытащила несколько упаковок, – тройка, тройка, четвёрка – тоже пойдет. Ты телесные носишь? Держи, – пульнула через стол Ирине.
– Пригодится. Спасибо. Пойду курицу отнесу.
– Зачем самой бегать, Татьяну попроси. Она класс домывает.
Ирина заглянула через вторую дверь в смежный с лаборантской класс.
– Татьяна Ивановна, отнесите, пожалуйста, пакет в столовую в холодильник. Спасибо. О! Ангелина Васильевна! Вы как тут?
Нарядная, в черном норковом манто, блестя лаком высокой укладки, в свои шестьдесят Ангелина Васильевна выглядела лет на двадцать моложе, преподавателям-мужчинам при встрече благосклонно кивала, избранные в ответ удостаивались приложиться к ручке.
– Привет, девочки. У вас лаборантская закрыта. Дайте всех обниму. Олечка.
– М! Диор, Гуччи?
– Шанель, детка. Олежек привёз. Там кое-что осталось. Принесу, глянешь. Ириш, пока не забыла, Света платьев тебе передала – от распродажи остались, заберёшь. Смотрите, что принесла.
– Коньячок? Оу, mersi французам.
– Пока они там внизу собираются, мы начнем потихоньку. Потихонечку, помаленечку. Колбаска.
– Сырокопченая. Чудесно. У меня сыр.
– Огурчики. Икорка. Ирочка, где наши бокальчики? В своё время, помнится, из пробирок пили. Оль, помнишь?
– Было дело. Обеспыливались регулярно, непринудительно. В каждой лаборантской на центральной полке штатив с пробирками и чашка Петри.
– У химиков на презервативы меняли. Как гидростатика – так пошли мембраны на приборах рваться. А качество у советских – не проскочишь. На лабораторные упаковками покупали. Оль, помнишь, картонные коробки, сто штук со знаком качества. Ну, девочки, за нас, обеспыленных, регулярных и непринудительных!
– М… Красота! Да, весёлое было время. За кроссовки из пионеров исключали. Мишка Исаков сказал, что мечтает стать директором магазина, так его вообще не приняли, на общем собрании воспитывали и в газету поместили. Полгода у раздевалки висела.
– А девочка эта, как её там, Самойлова, пятый класс или шестой, не помню, принесла на урок пачку красных флаеров "Мир. Труд. Май!" Где-то в хлебном взяла на столе. Средние классы тогда повально в сказочные королевства играли, красочная бумага была дефицитом. Она её просто как красивый фон использовала. Написала на обратной стороне тайные задания для игры и вложила всему классу в учебники.
– Бедные родители. И что? – Ирочка поерзала на стуле.
– Хотели привлечь за антисоветскую агитацию, но мама оказалась секретарем партийного комитета – не стали раздувать. А она так и не поняла ничего – ребёнок.
– Секретари эти тоже несчастные люди. Раньше ни директором, ни завучем не станешь, если не член партии. Примут насильно и бдят неусыпно. Ни за что бы не пошла. Слушайте, Ангелина Васильевна, а помните Зою Степановну из пятой школы? Директора?
– Кто ж такое забудет.
– Ир, представляешь, она пришла как-то на работу не в настроении, дома что-то случилось, муж запил или дочка заболела, невыспавшаяся, уставшая. Раздевалась в приемной и сказала секретарше: устала, говорит, не могу, хоть в реку прыгай. И, что думаешь, через час её под белы руки вывели, посадили в машину и увезли. В психушку! Секретарь позвонила, куда надо, – и готово. Бдила.
– Так она вышла потом? Восстановили?
– Вышла, но не сразу. Дочка долго добивалась. Её кололи чем-то. В школу уже не вернулась. Да, может, ты помнишь её, в нашем храме, горбатенькая такая, свечки продавала.
– Нет, не помню, я не хожу, мама бывает иногда, спрошу.
– Фу, девчонки, что-то мы о грустном. Наливайте.
– А чё такого-то? Жизнь она есть жизнь. А как медали распределяли, Ангелина Васильевна, а? По разнарядке сверху. В облоно делили, потом в районо делили. Кому сколько по три пятьдесят – серебряных, а кому сколько по пять рублей – золотых.
– Столько стоили?
– Где-то так. Мой первый выпуск так говорил: ты меня дороже на рубль пятьдесят.
– А если учеников больше?