Вирус забвения

Там лежал какой-то откровенный хлам. Скомканный листок бумаги, исписанный непонятными, наполовину расползшимися под действием влаги словами. Небольшой серый цилиндр, мягкий на ощупь; к нему приклеен клочок белой бумаги со столь же непонятной, как на смятом листе, фразой. Небольшая, сантиметра четыре в высоту, страшная фигурка, вырезанная из дерева, на шнурке. Никакого смысла и никакой связи между этими вещами не было, если не предаваться мистическим настроениям – на каждой из них была своя красная отметина: красный квадрат на цилиндре; красная галочка, выведенная от руки, на исписанном желтоватом листке; красный шнурок, на котором висела фигурка.

Лохлан переложил вещи в карман. Больше в дыре ничего не было. Флетт повернулся и быстро пошел, не глядя куда. Похоже, это был самый верный способ найти нужное направление. На память надежды не было никакой.

Очень скоро людей стало больше, все куда-то спешили. Из подворотни впереди раздавались глухие звуки ударов и громкий крик. От этого крика пробирал мороз по коже. Люди шли по улице, все слышали крики несчастного, но никто даже не оборачивался – их это не касалось. «Но ведь так нельзя, – подумал Лохлан. – Ведь там, в подворотне, может оказаться каждый, никто не застрахован. Или каждый сам за себя и другого выхода нет?»

Лохлан понял, что уже вторую минуту стоит у входа в проулок и смотрит, как трое черенков колотят беза. Откуда он здесь взялся, без брони, без оружия? Или оружие у него смогли отобрать? Скорее всего парня послали патрулировать территорию еще до начала беспорядков. Но где его напарник – даже на корпоративных территориях безы никогда не ходили поодиночке?

– Умри, сука! – истошно заорал один из черенков, избивавших беза.

Он на секунду оторвался от вяло ворочавшегося на земле человека, поискал глазами, схватил что-то, подвернувшееся под руку, и снова кинулся к безу. Размахнувшись изо всех сил, едва не завалившись назад, он опустил свое оружие. Раздался совершенно истошный вопль жертвы. Двое, что еще пинали распростертое тело, отошли и остановились в метре от беза, тяжело дыша.

То, что подобрал один из черенков, оказалось обломком тонкой металлической трубы, которой он пригвоздил свою жертву к размокшей от недавнего тумана земле, проткнув тело насквозь. Без, нанизанный на трубу, словно жук на иголку в коллекции энтомолога, скреб руками и ногами, как будто пытался вырваться, вытащить держащую его трубу, но только забрасывал себя комьями грязи. Это рефлексы, память тела. В глазах, смотрящих прямо на Лохлана, уже не читалось ни капли разума – это были глаза мертвого человека. Взгляд умирающего мира, недоеденного падальщиками мироздания.

– Зачем? – пробормотал Лохлан.

Он не смог бы объяснить, что имел в виду. Зачем черенки убили беза? И так понятно – он не такой, как эти парни, он из другого мира, который те самые падальщики мироздания старательно обходили стороной. До сегодняшнего дня. Зачем без посмотрел на него перед смертью? Странный вопрос – вряд ли умирающий думал, кого ему стоит увидеть напоследок. Вышло так, что в иной мир он унес с собой образ Лохлана. Или Флетт хотел знать, зачем умирает мир? Вот на этот вопрос, как ни странно, он знал ответ – чтобы родиться заново. Лишь полностью отформатировав диск, можно переустановить систему…

Мысли, ставшие вдруг легкими и какими-то очень правильными, прервал голос одного из черенков. Вроде того, что воткнул в спину беза трубу. Подонок, упиваясь собственной смелостью и безнаказанностью, желал новых свершений, новых подвигов.

– А тебе какое дело? – плюнув Лохлану под ноги, поинтересовался он. – Соглядатай Мортенса? А ну-ка, ребята, давайте пощупаем гада!

Остальные черенки оторвали завороженные взгляды от трупа в серой форме и повернулись к Лохлану. В их глазах читалось восхищение собственной крутостью и одновременно – откровенный животный страх.

Нужно уходить. Убегать, сверкая пятками, может быть, догонять не станут. Но ноги Лохлана стали ватными, подошвы ботинок будто приклеились к растрескавшемуся асфальту. Он смог только вытянуть вперед руку, которую все еще держал в кармане, пытаясь отгородиться от ощерившегося смертельным оскалом мира. Черенок, подошедший почти вплотную, среагировал на движение, ожидая удара. Но Лохлан не собирался бить. Он смотрел на ладонь, на пальцах которой запутался красный шнурок. Прямо перед глазами быстро качалась маленькая резная фигурка, раскрашенная яркими красками.

Черенок понял, что Лохлан не собирается сопротивляться, и осмелел окончательно. Он подошел вплотную, присмотрелся к болтающейся на шнурке фигурке и, обернувшись к подельникам, сказал:

– Он вудуист! – Прозвучало словно приговор.

Вот откуда эта фигурка! Наконец, Лохлан вспомнил. Точнее, ему напомнили – это амулет Католического Вуду, какой-то из духов Лоа. Но откуда эта вещь у него? Никаких воспоминаний о Католическом Вуду в голове не сохранилось. В памяти не осталось почти ничего о прошлой жизни.