Вирус забвения

Мир снова становится цифровым. Мортенс подумал об этом с удовольствием, хотя и люто ненавидел москвичей, захватывающих сейчас данные его сети. В конце концов, это не так уж и странно – в былые века многие их тех, кто нес просвещение в массы, окончили свои дни на костре. Сегодня ситуация, похоже, изменилась – наукомовцы сначала обезопасили себя от костра, а теперь несут просвещение.

Мортенс поручил секретарше позвать начальника отдела внутренней безопасности. Без сети очень неудобно. И долго – драгоценное время исчезало минута за минутой. Чтобы кого-то позвать, его нужно сначала найти.

Когда Джабраил Пракаш вошел в кабинет, Мортенс лично запер за ним дверь и только после того, как положил «балалайку» начальника внутренней безопасности на стол рядом с собственным чипом, начал говорить, но Пракаш перебил его:

– У меня есть информация, которая, вероятно, может вас заинтересовать.

– Что еще стряслось? – Мортенс был готов предположить самое худшее.

– Господин Койман отдал приказ о подготовке одного из его джетов ко взлету.

Мортенс застыл на секунду, обдумывая услышанное, а потом уголки его губ поползли вверх.

– Вот, значит, как, – медленно проговорил он. – Направление?

– Подробности плана полета пилоты пока не сообщили. Но, согласно предварительной информации, они планируют лететь на восток.

Похоже, что черная полоса может закончиться. Теперь Пер-Андерс не отвертится. Ему будет нечего возразить директору СБА, когда придет время снова поставить его на место. А Мортенс еще гадал, отчего Койман так легко позволил ему накричать на себя. Возможно, он считал, что Мортенс уже в курсе.

3

Решение отыскалось само собой. Собственно, как решить проблему, стало ясно еще до того, как Лохлан успел сообразить, что проблема вообще существует.

Он стоял перед огромным, тянущимся от пола до теряющегося в темноте потолка окном, толстое стекло которого (почти бронированное, всплыла откуда-то фраза) пересекала широкая трещина. В нее легко можно было просунуть руку. А снаружи, там, откуда завывающим потоком врывался в зал холодный воздух ноябрьской ночи, чуть не уткнувшись носом в стекло, стоял небольшой белый самолет.

Теперь нужно сосредоточиться. Нужно вспомнить. Или понять, если вспомнить не удастся.

Итак, он искал самолеты. Вот они, один из них стоит метрах в двадцати перед ним.

Хорошо, почему тогда он решил, что проблема решена? Это понятно – чтобы попасть к самолетам, нужно выйти наружу, а двери закрыты. Трещину в стекле скорее всего можно расширить так, чтобы протиснуться сквозь нее. Лохлан подергал края стеклянного разлома – верхний держался плотно, но нижний фрагмент треугольной формы, вершина которого доходила Флетту до подбородка, легко поддался, и выломать его не составило труда.

Если он выйдет к самолетам – что тогда? Дальше пока ничего не придумывалось.

Лохлан отошел на несколько шагов, прошелся по залу, стараясь не шуметь – те безы в штатском, что искали его, были где-то неподалеку. На белоснежном борту самолета красовалась красно-серая эмблема СБА. В этом нет ничего удивительного. Никаких мыслей самолет СБА не порождал. Лохлан пока не мог понять, что же ему понадобилось в транспортном узле.

Но ведь ему очень нужно было попасть сюда. Что-то найти. Что-то вспомнить. Что-то узнать. И что-то сделать.

Лохлан сел на пол, обняв руками голову. Один маленький человечек в огромном пустом зале. Одна крошечная ячейка всемирного человеческого разума, которая забыла свою функцию.

Его охватило отчаяние. У него были обязательства, была ответственность. Но он не помнил о них. Как же тогда выполнить то, что должен?

«Avva marda avva, cuar…»

Метрах в ста справа от самолета СБА стоял еще один. Длинный, напоминающий растолстевшую иголку, размером побольше. Тоже белый, только знак на фюзеляже и на хвосте нарисован другой.

«…pecpon nisben halp yer riger…»

Герб Конфедерации Католического Вуду. Скалящий зубы кровавый уродец с распятием во лбу. Дух Иисуса Лоа. Обилие красного цвета вызывало у Лохлана отвращение.

«…ver vuesuc sol gi droit…»

Красный цвет – цвет крови. Любимый цвет всех революционеров и охотников менять мир. Обычно они объясняют это тем, что он символизирует пролитую за правду кровь. На самом деле на красном кровь не видна – так легче отмыться после того, как все закончится.

«…hermon franbur usb da ghisep…»

Красные пятна, обведенные черным. Черный – это изначальный цвет. Цвет космоса, боевая раскраска пустоты. Перед тем как раскрасить мир, боги создают эскизы, вычерчивая на непорочности света черные контуры. Все начинается с черного и черным должно закончиться.

«…vaildea fuen fex, hemder trop ti ar biarsem…»

Черный – цвет правды. Цвет Истины. Это вся информация мира, собранная в безграничном объеме. Безгранично большом и безгранично малом, ибо в темноте невозможно определить расстояние. Черный поглощает все без остатка, ничего не искажая и не добавляя от себя.