Вирусный флигель

Если изучить распределение всех контрактов, заключенных Эзау и Герлахом в течение двенадцати месяцев вплоть до апреля 1944 года, возникнет следующая довольно любопытная картина атомного проекта в целом. Прежде всего бросается в глаза, что самый высший приоритет DE получили только две задачи частного характера: производство изотопного шлюза на заводе «Бамаг-Мегуин» и изготовление трех образцов (только трех образцов!) коррозионноустойчивых урановых пластин в «Ауэр гезельшафт». В то же время многие теоретические вопросы, часть которых, правда, имела в основном академический интерес, разрабатывались весьма умеренным темпом и имели приоритет SS. Некоторые работы Хартека, Мартина и Эзау хотя бы частично пользовались льготами по приоритету DE, но ни Гейзенберг, ни Боте не получили даже таких привилегий. То же можно сказать и о распределении средств. Хартек имел контракты на общую сумму 250 тысяч, Ган — на 243 тысячи, а Эзау — на 150 тысяч марок. Зато Дибнеру выделили 25 тысяч, Гейзенбергу 8,5 тысячи, а Гроту —всего 4,2 тысячи марок. Правда, в контрактах на большую сумму существенную долю составляли средства для финансирования заказов в промышленности, они шли в основном «Ауэр гезельшафт» и «Дегуссе», изготавливавшим уран, «ИГ Фарбениндустри», строившей завод тяжелой воды, и предприятиям «Хеллинге» и «Аншютц», занимавшимся изготовлением образцов ультрацентрифуг.

После перезаключения Герлахом в апреле контрактов положение стало еще более тяжелым: только работам Хартека оставили высокий приоритет, остальные же получили приоритет SS, совершенно обесцененный к тому времени, так как его присваивали практически всем работам.

Самым же замечательным в эпоху правления Герлаха явилось то, что, несмотря на войну, основные усилия ученых сосредоточились не на военной тематике, а на исследованиях, не имевших к ней прямого отношения. Так, Герлах позаботился об обеспечении аппаратурой и оборудованием исследовательских групп в Гёттингене и Берлин-Далеме. Обе они занимались чисто физическими исследованиями: определением ядерных моментов и спектров, а также измерениями удельной теплоемкости, коэффициента линейного расширения урана и другими работами подобного рода. Отсутствие циклотронов в Германии удалось вначале возместить пуском парижского циклотрона, а затем постройкой циклотрона в Гейдельберге (во времена Герлаха он работал уже на полную мощность). Однако новый полномочный представитель не собирался использовать их для исследований военного характера, в то время как американцы именно с помощью циклотронов добились исключительно ценных для создания атомной бомбы результатов. Герлах же считал, что получаемые на циклотронах изотопы должны использоваться в медицинских и биологических исследованиях.

Еще задолго до вступления Герлаха в должность германское правительство бросило лозунг: «Немецкая наука — для войны!» Однако все фонды и привилегии, выхлопотанные для уранового проекта, Герлах, не колеблясь, стремился обратить на дальнейшее развитие науки в своей стране. Он читал правительственный лозунг как бы наоборот: «Война — для немецкой науки!»

5

Как помнит читатель, в Берлин-Далеме, еще в дни, когда Физическим институтом правили профессор Позе и доктор Дибнер, началось сооружение огромного бункера, где предполагалось собрать первый действующий атомный котел («реактор нулевой мощности»). Строительству бункера был присвоен самый высший приоритет.

При проектировании и строительстве этой подземной атомной лаборатории был учтен пришедшийся весьма кстати опыт работы в Вирусном флигеле. Но в отличие от Вирусного флигеля бетонные стены и потолок двухметровой толщины могли надежно защитить работников от бомб, а когда условия в реакторе удастся довести до критических, то и от радиоактивных излучений.

О работах, проводившихся в бункере до начала весны 1944 года, сохранились весьма скудные, отрывочные сведения. Так, из дневника Гана можно узнать об одобрении Шпеером в июле 1942 года «конструкционных работ», а из сохранившейся записки, которую Эзау направил руководству, становится известно о присвоении строительству бункера высшего приоритета DE, чему способствовал председатель Фонда кайзера Вильгельма Фёглер и «что было бы неосуществимо для простого смертного». В документах, исходивших от Эзау в 1943 году, явно или между строками видно, с каким нетерпением ожидал он поры, когда можно будет начать эксперименты в бункере. Весной 1944 года, когда Эзау уже не руководил атомным проектом, долгожданная пора наступила.