Вирусный флигель

Эзау происходил из крестьянского сословия. К тому же его говор выдавал в нем выходца из Восточной Пруссии. Один из партийных еженедельников однажды обрисовал его как «коренастого человека с упрямо наклоненной головой крестьянина». Однако его внешняя простоватость была обманчивой. В действительности Эзау был умен и в пионерские годы развития радиосвязи, а затем и телевидения сделал блестящую карьеру; медицина же обязана ему внедрением радиотехники высоких частот в терапию.

Выдвигая Эзау, Менцель полагал, что его ставленник не имеет врагов. Отчасти так и было на самом деле — Эзау был в хороших отношениях с представителями родов войск и с министерством почт, но в аппарате его ставили не слишком-то высоко. И, что не менее существенно, не лучшим было отношение и к самому Менцелю. Так что на новом посту Эзау ожидали немалые неприятности, ибо на деле у него оказалось куда больше врагов, чем сторонников.

И прежде всего ему не удалось заручиться поддержкой Альберта Шпеера, хотя в 1942 году министр придавал атомным исследованиям очень серьезное значение (работам институтов кайзера Вильгельма, руководимых Гейзенбергом, Раевским, Боте и Ганом, он присвоил приоритет DE, которого тогда не имели даже проекты «секретного оружия» — «Фау-1» и «Фау-2». Но, пожалуй, еще хуже для Эзау было то, что против него действовал и Фонд кайзера Вильгельма, открыто выражавший недовольство его назначением. Могущественный президент Фонда Альберт Фёглер, глава Объединенной сталелитейной компании, который в дни прихода Гитлера к власти оказал фюреру немалую финансовую поддержку, вовсе не желал, чтобы Физический институт кайзера Вильгельма подчинялся какому-то Эзау.

К тому же вскоре многие начали понимать, что хотя Эзау и принял возложенные на него Герингом полномочия, но ни на йоту не верит в возможность создания атомного реактора. Однажды он даже сказал Хартеку, что отдал бы ему все средства, исхлопотал бы самые высшие приоритеты, если бы тот «с термометром в руках» показал, что температура котла поднялась хотя бы на десятую градуса. Даже перед самым назначением Эзау обмолвился о желании вообще прикрыть работы,

Что у Эзау действительно возникали подобные намерения, говорит помеченная 4 декабря запись в дневнике доктора Эриха Багге:

Совещание в помещении президента Национального бюро стандартов государственного советника Эзау. Дибнер, Баше, Клузиус, Хартек, Бонхоффер, Виртц и я — со стороны физиков; химики — Альберс, Шмиц-Дюмонт и еще один — рассказали о своих попытках приготовить летучее соединение урана[29]. Эзау подготавливается сыграть отбой в январе или же в феврале 1943 года.

Кроме того, я подозреваю, что они вообще считают, будто бы решение определенных задач вовсе не окажет влияния на исход войны.

4 февраля 1943 года доктор Альберт Фёглер пригласил к себе в правление Объединенной сталелитейной компании Менцеля и Ззау. Могущественный промышленник и попечитель Фонда пожелал произвести «раздел сфер влияния» между Исследовательской группой по ядерной физике и Институтом кайзера Вильгельма. Очевидно, за спиной Фёглера стоял Шпеер; ведь именно он обещал Фёглеру помочь проводимому строительству деньгами и материалами. Так, в документе тех времен можно даже найти упоминание об «особом интересе герра рейхсминистра Шпеера к одному из аспектов ядерных исследований». Правда, и сам Фёглер был достаточно силен, чтобы почти с самого начала изъять из-под контроля полномочного представителя мощные группы физиков, работавших в Институте кайзера Вильгельма. На этом, однако, козни Фонда не кончились. Уже через несколько недель после встречи Фёглера и Эзау Фонд отправил Менцелю протест против затруднений, возникших между Институтом и Группой по ядерной физике при распределении материалов. Фёглер требовал нового совещания в присутствии арбитра — представителя из министерства Шпеера.

4

Тем временем, пока в Германии враждующие группы физиков стремились каждая для себя завоевать право на нужное для своих экспериментов количество тяжелой воды, в Норвегии, в Сандватане, четверо членов головной партии ожидали новой высадки. Им приходилось очень тяжко на Хардангерском плато, где температура редко поднимается выше нуля. В декабре начались болезни, к болезням добавилось и истощение — подошли к концу запасы пищи. К тому же погода не благоприятствовала охоте, стада северных оленей откочевали от Сандватана и норвежцам пришлось есть ягель. Их радиопередатчик испортился, и они даже не могли известить о своем бедственном положении в ответ на повторяющиеся радиосообщения об очередной отсрочке десанта.