Висельник и Колесница

В сумерках третий батальон лейб-гвардии Финляндского полка, усиленный ротой ополченцев, вошёл в лес.

Редана, ослабевшего от выпавших на его долю лишений, Крыжановский усадил к себе в сани. Перед самым началом экспедиции француз принял добрую чарку коньяку, и этим во многом объяснялось то обстоятельство, что в несчастном покуда ещё теплится жизнь.

Скрипят полозья. Рядом топает Ильюшка, ведя под уздцы запряжённого в сани могучего битюга. Впереди, рассыпавшись цепью, ведут разведку ополченцы, а позади мерно хрустит снегом изрядно растянувшийся строй гвардейцев. Идут тихо, лишь иногда переговариваясь вполголоса.

- Скажи-ка, дядя, а людоеды, оне, чай, арапы будуть? – спрашивает кто-то.

- Вестимо, арапы, а ты что же, никак испужался, аника-воин? – доносится бас Коренного.

- Да нет же! Я вот чего хотел узнать – дело-то к ночи, а ну, как темнота не дасть этих нехристей как следует разглядеть? Куды прикажешь колоть штыком?

- Экий ты дурак, Прошка! Снег же кругом! Да на таком снегу арап – что блоха на Дунькиной ж…е – захочешь, не промажешь… Та-ак, православные, а ну-ка отставить смех! А то ненароком всех людоедов в лесу раньше времени переполошите.

Максим любил прислушиваться к тому, о чём беседуют перед боем солдаты. По таким разговорам всегда легко определить настрой людей. Часто он и сам заговаривал с ними, подбадривал добрым словом. Сейчас же молчал, и только улыбался – отменная у бойцов крепость духа!

Толстой носился где-то впереди, с разведчиками. Ему снежная целина – нипочём, родная стихия, можно сказать. Опыта, почитай, не занимать. Когда Максим пытался представить, каково пришлось Фёдору во время перехода от Камчатки до столицы империи, делалось совершенно не по себе. «Пожалуй, Американец – один из немногих, кому удалось в одиночку осилить сей путь. Изрядный человечище! А что обезьяну съел, так ведь принято говорить про кого-то: «на таком-то деле собаку съел». А ежели речь о кругосветном путешественнике, завсегдатае экзотических островов? То-то же, что такому обезьяна приличествует более собаки, – этакое глубокомыслие полковник почерпнул из того же источника, что Редан – жизненные силы. – Ополченцы, к слову сказать, тоже хороши – под стать командиру, – хмельные упражнения мысли продолжались. – Рожи, определённо, каторжные – тут нечего возразить, но какова выносливость, что за сила духа! Когда шли южными путями к Красному на упреждение неприятеля, Финляндский полк, к примеру, даром что гвардия, двух десятков солдат не досчитался, а у Толстого дошли все, никто даже не обморозился. Не иначе граф сумел передать подчинённым собственную сноровку. Важное для командира качество».

Из мрака материализовалась тёмная фигура. «Толстой, кто же ещё – лёгок на помине», – в который раз Максим поразился способности друга появляться тотчас, как о нём вспомнишь. Решил поинтересоваться, как такое удаётся, но пока икал да растягивал рот в улыбке, Американец привлёк внимание к иному предмету:

- Впереди хутор, mon colonel! Ogre’s сидят смирно, только кое-где дымок из труб вьётся. Запах, скажу я тебе, весьма аппетитный. Надеюсь, это не из нашего мальчика-с-пальчика бульон варится.

- Шутки у тебя, как всегда – весьма-а-а! Однако цыганёнка вернее именовать – мальчик-за-пальчик: полагаю, и господин Редан присоединится к моему мнению? – Крыжановский скинул с плеч тулуп и хотел растолкать задремавшего француза, но оставил затею, пускай поспит: особой нужды в нём нет, место указано верно.

Полковник остановил движение колонны и, вызвав офицеров, дал приказ окружить хутор.

- Чувствуешь волшебство мгновения, Максимус? – чуть присев, Американец повёл рукой в меховой рукавице, из стороны в сторону. – Чарующая ночь полной луны, мерцающее белое покрывало, la mystérieux, silencieux forêt[150] и кровожадные людоеды, схватившие мальчика-с-пальчика. Всё точно так, как увидел и описал великий сказочник-провидец Шарль Перро. Ты любишь сказки, mon ami? Я – так просто обожаю!

Сказки Максим даже в детстве не очень жаловал, однако, ему не раз приходила на ум похожая мысль: «Происходящее давно напоминает рыцарский роман. А уж этого добра в своё время прочитано сверх всякой меры».

- Разреши, в таком случае, пригласить тебя на штурм людоедова замка, – Максим церемонно поклонился и простёр перед собой руку. – Нельзя допустить, чтоб сей великий подвиг свершился без нашего участия.

Две пары ног, обутых в валенки, зашагали вслед за солдатами, а Илья остался охранять спящего в санях Редана. Дождавшись, когда стихнет скрип шагов по снегу, денщик вынул трубку, степенно набил её и с важным видом закурил. Трубку подарил Толстой-Американец, но курить при полковнике Илья не решался: хватало последнего нагоняя, когда ему, в подражание дядьке Коренному, вздумалось начать отпускать усы. Досталось тогда на орехи. А то, что хозяйского гнева и по поводу трубки не избежать, это уж будьте благонадёжны: Крыжановский не раз заявлял: «Курение – бесам каждение».