Висельник

- А я вот не могу смеяться. Я это каждый день слышу. Одно и то же. Она странная. То есть не странная... Ведь эта история про солдата и уход молодой жены через три дня, этой истории десять лет. Понимаешь, у обычных людей новое приходит в душу, в ум, а старое понемногу - в архив. Иногда только вдруг - вспомнится. Она же ничего не забывает, все в ней живет одновременно. До смешного - в магазине вдруг пятисотенные начинает считать за пятидесятирублевки. Ее обманывают, она приходит - плачет. Она и замуж второй раз не вышла, потому что для нее мой отец - будто только сейчас дверью хлопнул и, может, еще вернется. Нет, правда, я знаю, она надеется. Отец довольно плохо живет с новой семьей. Они даже, кажется, встречались тайком, представляешь? Он бы, может, и вернулся, но там навешал на себя: дача, квартира, машина, двое детей, жена цепкая... А она ждет. Она держит себя в форме: бегает, гимнастика и все такое. Если подумать: романтическая история. Сюжет для лирической комедии.

- Иди ко мне, - сказал я.

И еще один визит был не только вне программы, но и совсем неожиданный, непонятный. Ко мне заявилась моя вторая жена - та самая, которая ушла от меня сперва к Фазану, задушевному и несчастному, Царство ему небесное, а потом нашла всемирно известного психиатра.

Это было примерно за две недели до нашей свадьбы, точнее бракосочетания. (Я, кстати, мог бы устроить оформление документов в три дня, но мне почему-то захотелось, чтобы как все граждане: подать заявление, постояв в очереди, выслушать напутствия, выждать положенный срок, мне это доставило какое-то особенное удовольствие.) Я вернулся после своих дел довольно поздно, хотел поужинатъ и отвезти Нину домой - после первой ночи и до самого дня получения документов она ни разу не оставалась у меня на ночь. Нина сказала:

- Тебя там какая-то женщина ждет.

- Какая? Долго ждет?

- Часа три.

- Что?! И ты ее не выгнала?

- Ей хорошо, она пьет коньяк и слушает радио. Она хотела со мной говорить, но я терпеть не могу говорить с пьяными. Я сказала ей об этом - и ушла читать. Она пыталась еще, мне пришлось повторить. Она успокоилась, сидит одна.

Я поцеловал Нину, прошел на кухню.

Моя вторая жена уже не только пила коньяк, но и кушала. Она достала из холодильника холодную вареную курицу и вот, отломив курью ногу, рвала ее белыми крепкими зубами, вытирая жирный рот рукавом белой блузки.

- Чем обязан? - спросил я.

- Просто зашла, - сказала она, интересуясь, кажется, курьей ногой больше, чем мною, и, может, сожалея, что приходится говорить, вместо того чтобы спокойно поужинать.

- Всё-таки какая-же ты сволочь, - невнятно сказала она, жуя.

- Что?

- Все-таки лучше мужика я не знала, - повторила она, прожевав и икнув.

- Ты пришла, чтобы мне это сказать?

- Только это. Сказать и уйти. Без эмоций. Просто сказать. Иногда язык чешется до смерти: хочется произнести какую-нибудь фразу. У тебя бывает? Сижу раз на заседании кафедры, и смертельно охота сказать вслух матом: ".....!" Совершенно непонятно почему. И настроение нормальное, и погода ничего, и вообще - а вот вдруг! До истерики! Хоть рот зажимай. Ну? Пришлось сделать вид, что живот скрутило или - ну, мало ли, по женской части, в общем, выбежала в сортир, там никого, и я громко: ".....! .....! .....!" Раз двадцать. Только тогда успокоилась.

- Ты потише.

- Ах, да, там девушка. Невеста. Или уже жена. Совсем юная. С горшка снял, воспитал, чистой-невинной взял. Мужчины некоторые, истаскавшиеся сами которые, обожают такие варианты.

Я глядел на нее и думал: странно. Вот она, моя тонкая умом и талией филологиня. Чем старше становится, тем почему-то грубее, презрительнее, что ли, по отношению и к себе, и к другим - а сейчас и вовсе похожа на подпившую мясо-молочную продавщицу, пришедшую излить матерные обиды своему хахалю.

- Ну и сказала бы свои слова, если язык чешется, дома, когда мужа нет.

- Они - адресные. Лучше тебя мужика я не знала. Лучше тебя мужика я не знала. Лучше тебя мужика я не знала...

Она повторяла это действительно без эмоций, без интонации, словно вела счет чему-то неведомому: "Первый... Второй... Третий... Сто пятнадцатый..." - устав при этом считать.

- Что ж, - сказал я. - Спасибо. И до свидания.

Мягко сказал. Хотя подумал вдруг: ведь это из-за тебя, тварь ты продажная, которую я, по несчастью, любил когда-то, то есть не только из-за тебя, но и из-за тебя тоже, я пришел в нынешнее состояние, когда - счастлив, но словно предсмертно счастлив, потому что должен убить самую красивую и умную женщину, какую только встречал. Должен - решено и подписано. И твоя подпись, мразь ты такая, тоже есть!

- Я должна объяснить тебе загадку, которая тебя мучает. Я должна объяснить, почему я от тебя ушла. Я хотела объяснить это твоей чувихе - или жене, извини, я немного выпимши, чтобы она тоже - руки в ноги и тикать. Сейчас объясню.

Объяснять она собралась обстоятельно и со вкусом: налила коньячку, вынула сигарету - чтоб выпить, закурить - и начать.