Висенна. Времена надежды

Тогда же упаковал вьюки и сам Тигренок. За убийство своего человека никакая власть не помилует. Ни Князь, ни город, ни Лес уж точно. За Опоясанного разыщут на дне морском, тут к гадалке не ходи. А вот кровная месть частного лица частному лицу — совершенно другое дело.

Тигренок подточил прадедовскую саблю, оседлал лучшую из своих лошадей. Узнал, через какие ворота выехал Спарк эль Тэмр с тремя друзьями — и вот уже который день идет по его следу.

* * *

Следы первым увидел Ратин и было следов как-то очень уж много. Правда, после стычки на постоялом дворе Братство тоже имело по четыре лошади на каждого. Вечером и утром долго возились с ними; хлопотно было растапливать им снег для питья; да и везли лошади больше пшеницу для собственного пропитания — «три пуда на вьюк», как нагружают киргизы на Памирском тракте, про которых рассказывал Игнату отец еще на Земле… Спарк тряхнул головой, возвращаясь к следам. Обычно в степи на двух лошадей приходится один всадник. Если считать так, перед ними прошло четыре восьмерки коней и две — людей. Но мало бандитов имеют заводных коней; а кто имеет, в голодный день без колебаний пускает его на мясо. Правильнее было бы считать конь-человек, один к одному… и вот по такому счету Братство скоро увидит восьмерых разбойников на каждого. Ратин даже головой повертел: влипли! Степь ничейная тут приступала к невысокой гряде круглых лысых холмов; табун и люди могли укрываться за любым взлобком. А за грядой уже начинались поля Тенфиорта.

На свет появились клинки; Майс вопросительно обратился к Рикарду. Тот сосредоточенно шептал заклинание. Спарк вспоминал, что он знает о самой деревне.

Тенфиорт был невелик, и надеяться на его жителей в бою с бандой не стоило. Чуть дальше к северу Тракт упирался в городок Алакерт — вот там уже имелись и стражники, и таверны, и целых восемь кварталов населения, каждый со своим выборным в Совет Города; главное — там были каменные стены, никакому коню не одолеть. Тенфиорт, как пограничное поселение, тоже имел стены. Пока на сходке жителей не решил перекрыть ближнюю речушку хорошим каменным мостом. Чтобы чинить переправу раз в пятьдесят лет, а не пять раз в год, как было до сих пор с деревянным. Насколько мост хотели сами жители, а насколько — мимоезжие купцы, знал один Тенфиортский староста. Так или иначе, стены разобрали на камень, из камня построили мост. За проезд по мосту получали деньги и делили на общину — худо или хорошо, а каждому за лето хоть по серебряной монетке да перепало. Разумеется, все хотели восстановить защиту; только никто не хотел ради общинных работ забросить собственный сад или двор. Требовался прямой приказ старосты, но после продажи стен ему не очень-то верили и могли просто не послушать. А заставить силой староста уже не сдюжил. Так вот и вышло, что взамен каменной ограды не появилось ни частокола, ни хотя бы земляного вала.

Сегодня пришла пора расплачиваться. Сперва на заснеженную улицу рысью вкатилась десятка конной стражи. Жители обрадовались, потому как с осени изводили Алакертского войта просьбами о защите. А потом — пока Тенфиорт сгрудился на северном въезде, радостно прыгая вокруг въехавших дружинников — с брошенного даже дозорными южного конца, влетели те самые четыре восьмерки разбойников… малость побольше, чем четыре. На некоторых лошадях сидели по двое! Обычно княжеская конница в таких условиях не дралась. Шутка ли, пять к одному! Но стыдно бежать на глазах у тех, кого защищать приехал; да и в дозорах обычно «чешуйчатая», или «караценовая» рать — средняя конница Княжества, не уступавшая никому и никогда… Словом, десятник только зубы оскалил, давая шпоры — а как сабля в руку прыгнула, и сам не заметил. Лязг и визг подняли над холмами стайку ворон. Майс и Ратин увидели их в тот же миг, как Рикард заклинанием почуял тающий под горячей кровью снег.

— Кидай табун, вьюки и тулупы! — рявкнул атаман, — В деревне рубятся! Они на село напали!

— Да сколько их?

— Неважно! Живей! — Ратин намотал поводья заводных вокруг самого тяжелого вьюка и дернул пряжку. Вещи упали в снег якорем; заводные лошади сгрудились рядом. Братство подняло коней с места в рысь. Ложбину между холмов проскочили махом, тревожно щурясь в белесую муть впереди — да сколько ж их там?

— Ратин! Крикни по-своему! Чтоб нас за них не приняли!

Атаман кивнул и выдал такой пересвист, что кони разом сорвались в карьер. У волка лапы когтистые; а за лошадей Спарк даже испугался — не засекся бы кто на гладком зимнем пути.